2
Через несколько дней нас вызвали на расширенное бюро комсомольской ячейки. Присутствовал на бюро и сам Папа. Коробов доложил о том, что произошло на уроке Касьянова. Сказал о том, что близко переходные экзамены, а успеваемость упала, что у нас имеется группа учащихся, которая тянет весь класс назад. Встал секретарь — старшеклассник Щербовский:
— Сергеев! (Ромка вскочил.) Объясни бюро свой поступок. Ты знал, что комсомол не признает такой помощи и строго ее осуждает?
— Знал.
— Ты согласен, что такой помощью ты приносишь только вред, помогаешь делать неучей?
— Согласен.
— Так почему же ты все-таки написал Микешину шпаргалку?
Ромка помолчал, потом пригладил свой хохолок и заговорил:
— Микешин — мой товарищ. Больше даже — друг. Он попросил меня помочь. Я не мог ему отказать. И написал…
— Садись. Ясно. Микешин! (Я поднялся.) Скажи, Микешин, а как ты смотришь на свой поступок?
— Во всем виноват я. Я попросил Сергеева помочь. Он не виноват.
— Кто виноват, мы посмотрим. Но как ты, комсомолец, решился на обман? Обманом хотел получить хорошую оценку? Не лучше ли было честно заявить Кириллу Платоновичу, что ничего не знаешь? Подучить и сдать снова.
Говорить мне было нечего. Щербовский был совершенно прав. Выступили еще несколько человек. Все говорили о том, что такие поступки позорят весь класс.
Попросил слова Бармин:
— Я видел настоящую морскую дружбу. Видел, когда человек бросался за борт, чтобы спасти товарища. Видел, когда он отдавал последнюю каплю воды умирающему от жажды другу. Видел, как люди гибли сами, снимая команду с терпящего бедствие судна. Это называется настоящей морской дружбой. А вот то, что сделал Сергеев, — это ложное чувство товарищества. Именно ложное. Такое чувство можно только осуждать. Он не помог, а, наоборот, повредил Микешину. Помогать отстающему товарищу нужно, да не так. Заниматься с ним, объяснять ему непонятное. Но Микешин не отстающий, он — лодырь. Да, лодырь. Я знаю его способности и потому не стесняюсь его называть так.
Я готов был провалиться. Дмитрий Николаевич говорил правду. После Бармина снова выступил Коробов:
— Я прошу обратить внимание на Сахотина. Прямых нарушений у него, правда, нет. Он действует хитро и в своих проделках еще не попадался, но я считаю, что он разлагающе, действует на товарищей, в частности на Микешина. Я говорил с Сахотиным, но он и слушать ничего не хочет. Считает себя правым и на все смотрит вот как: в течение года заниматься не нужно совсем; подсказка и обман — помощь товарищу; настоящий моряк — фуражка с огромным козырьком, трубка, роба и вызывающее поведение. Результаты его влияния налицо. Я предлагаю сделать ему последнее предупреждение, — закончил Коробов.