Боб бродил по квартире. Потом вернулся в кухню и улыбнулся, глядя на нас. Из пасти свешивался кусок туалетной бумаги. Он открыл пасть, высунул язык. «Кхе!» Пасть разинулась во всю ширь, и он вывалил хот-дог, комок травы, кучу слизи и ком туалетной бумаги.
Мы потрясенно таращились на влажную кучу собачьей блевотины.
— Ну, я так понимаю, мне пора идти, — заявил Морелли, глядя на дверь. — Я только хотел удостовериться, что с тобой все в порядке.
— Погоди минутку. И кто, по-твоему, будет это убирать?
— Хотел бы помочь, но… о черт, так воняет. — Он зажал нос и рот. — Надо идти, — повторил он. — Опаздываю. Дел полно. — И уже из прихожей: — Может, тебе просто стоит съехать и найти новую квартиру.
Еще один повод послать ему стервозный взгляд.
Спала я плохо — впрочем, по моим оценкам, это нормально, когда тебя атакуют гуси-убийцы и пауки-мутанты. В шесть часов я наконец вылезла из постели, приняла душ и уже оделась. Я решила, что за ужасную ночь мне положена компенсация, поэтому собралась и поехала в кофейню Барри. У Барри всегда очередь, но она стоит того, потому что у него сорок две разновидности кофе плюс все имеющиеся на свете экзотические напитки эспрессо.
Я заказала моккачино с двойной корочкой карамели и понесла напиток к окну. Там села рядом со старушкой с обкромсанными, выкрашенными в яркий как пламя красный цвет волосами. Она была маленькой и кругленькой с огромными серебряными с бирюзой серьгами, с замысловатыми кольцами на каждом узловатом пальце, в белом полиэстровом стеганом костюме и в кроссовках «Скечерс» на платформе. Ресницы густо накрашены тушью. Чашка с каппуччино вся измазана в темно-красной помаде.
— Привет, милочка, — обратилась она прокуренным голосом. Не иначе, как потребляла пару пачек в день. — Это карамельный моккачино? Я когда его пью, меня от него трясет. Слишком много сахара. Будешь его пить — схлопочешь диабет. У моего брата диабет, так ему отрезали стопы. Вот уж где уродство. Сначала его стопы почернели, потом вся нога, и кожа стала отваливаться кусками. Словно побывал в пасти голодной акулы, и она отхватила у него шматы мяса.
Я осмотрелась в поисках другого места, где можно было встать и выпить кофе, но народу было, как сельдей в бочке.
— Сейчас он под присмотром сиделки торчит дома, поскольку не может уже болтаться, как прежде, — продолжила старушка. — Навещаю его, когда могу, но у меня и самой дел по горло. Учитывая, сколько мне лет, не хочу сидеть и терять время. Однажды ведь могу проснуться утром, а уже мертва. Хотя, конечно, я держу себя в хорошей форме. Как ты думаешь, сколько мне?