), а ей было только четырнадцать, Папсу — только шестнадцать, оба в девятом классе, а потом оба вылетели. Ма уговорила Папса поступить по-человечески, то есть отвезти ее на автобусе в Техас и там на ней жениться. Она была тогда на девятом месяце, так она нам сказала, а Папс — темнокожий, с афропрической. С их детскими лицами они были такой бруклинской
[7], такой бестолковой парой, что в лучшем случае люди на них пялились — это кто повежливей, а на свете ведь полно невежливых людей, но все равно, объяснила Ма, надо было ехать в Техас, потому что по возрасту она не могла выйти замуж в Нью-Йорке. В общем, их поженили, а потом появился Джоэл, а потом появился я. Всех троих Ма родила в свои незрелые годы («в мои незрелые годы», повторяла она, как будто это что-нибудь для нас значило), и после того, как мы про все это узнали, мы уже не были Тремя козлами Граф, которым надо перейти мост, и мы уже не были тремя троллями, живущими под этим мостом.
После этого мы затеяли новую игру, в которой три тролля-обманщика обрюхатили трех наивных коз, а мы были потомство — полу-Граф, полу-тролли.
Все втроем двинули к аптеке, до которой от дома было неблизко. Выбрали место на тротуаре, уселись, стали протягивать незнакомым людям горсти монеток и просили купить нам тролльские товары — сигареты, пиво, виски, — но никто не соглашался. Говорили, чтоб мы уматывали, или: «Виски? Рановато, мальцы» — что-нибудь такое. А мы им орали:
— Не мальцы, а тролльцы! Графцы!
Когда вразвалку подошла беременная женщина, Манни вскочил на ноги, показал на ее живот пальцем и закричал:
— Сударыня, у вас там что, бомба?
Мы дрыгали ногами, пинали бетон пятками и завывали. Джоэл подбросил свою мелочь в воздух, и она упала звонким серебристым дождем. Мы хохотали как сумасшедшие, повторяли и повторяли:
— Бомба! Господи Иисусе, бомба!
Женщина не ушла; она с любопытством наклонила голову, медленно поглаживала ладонями живот и дожидалась, пока мы угомонимся. Потом сказала:
— Тут у меня? Тут ребенок. Тут мой ребенок.
Глаза у нее были влажные, притягивающие и не отпускающие — в них не чувствовалось ни страха, ни отвращения, ни жалости. Женщина была широко распахнута, она вбирала нас в себя.
Когда она сказала нам: «Встаньте-ка», мы послушались. «Подойдите». Мы подошли.
Она слегка присела, по очереди взяла каждого за руку и приложила все три ладони к своему животу.
— Теперь надо чуть-чуть подождать, — сказала она. Но долго ждать не пришлось.
— Охренеть! — воскликнул Джоэл. — Он вылазить хочет.
— А папа у него есть?
— У всех младенцев есть папы.