За спинами было не разглядеть, но у выхода из вокзала наверняка что-то случилось. Люди заволновались, толпа качнулась, как амеба, приготовившаяся к нападению, бравые солдатики втянули животы. Вдоль оцепления, проверяя все ли в порядке, побежали унтера. И уже очень скоро, парой минут спустя, в оставленном для проезда коридоре появились головные всадники какого-то лейб-кавалерийского полка. Герочка бы перестал обижаться, вылез бы из своего укрытия, и тут же определил бы по мундирам — какому именно полку принадлежали всадники. Хотя, честно говоря, мне было все равно.
Какой-то красномордый дядька так гаркнул «ура!» над ухом, что я аж немного оглох…
Наконец показалась запряженная шестеркой лошадей открытая шикарная карета. Экипаж, несмотря на позолоту и многочисленные непонятного назначения финтифлюшки, выглядел так стильно, и так эффективно демонстрировал власть, мощь и богатство хозяина, что у наших… у правителей из двадцать первого века челюсть бы от зависти свело. Конечно же, в нем ехал Александр Второй с супругой. К вящему моему удивлению, третьей в салоне, сидящей спиной вперед, оказалась Великая Княгиня Елена Павловна.
Вторую карету, чуть менее помпезную, занимал цесаревич Николай и датская принцесса. В третьей я ожидал увидеть остальных детей царя, но в ней ехал принц Ольденбургский и Великий Князь Константин Николаевич. Александр и, судя по мундиру капитана Преображенского полка, Владимир Александровичи были в четвертой. Еще один, молодой человек в этой карете был ни мне, ни Герману не знаком. Но судя по вытянутому породистому лицу — это Николай Константинович — сын Великого Князя. За это говорило еще и то, что ему, в силу статуса, пришлось, как и Елене Павловне, ехать задом наперед. Да еще и делить диван с седовласым, увешанным как новогодняя елка орденами, улыбчивым господином.
Народ вопил! Беззвучно, для меня оглохшего, открывались рты, выпучивались от усердия глаза. Дети размахивали флажками. Ветер рвал огромные штандарты на флагштоках вокзала. Я чувствовал себя так, словно бы находился внутри фантастичного, огромного три-дэ кинофильма. Причем, все вокруг — актеры, и лишь я один — зритель.
Каково же было мое удивление, когда экипаж с младшими детьми Государя, нарушая все правила и… традиции, что ли, вдруг стал усиленно тормозить. Орденоносец перестал улыбаться, нагнулся вперед и что-то выговаривал Владимиру. А шкафообразный Александр поднялся во весь свой баскетбольный рост, и смотрел, о Господи! прямо на меня!
Лошади уже едва-едва переставляли ноги, когда Саша, словно утлую лодчонку, качнув огромную карету, легко спрыгнул на устланную коврами мостовую и, порозовев от небывалого нахальства, упрямо набычившись, пошел ко мне.