— Скорее всего, именно так. Но с такой охраной пробиваться в тюрьму отсоветует даже малый ребенок.
— А если я использую для этого всю свою сноровку, а может, и оружие?
— Ты что, сеньор, собираешься просочиться сквозь толстые тюремные стены?
— Пока еще нет. Просто думаю, что предпринять. Это все, что ты намеревался мне сказать, Хуан?
— Нет, но вижу, что продолжать с тобой разговор просто бессмысленно. Ни переубедить, ни остановить тебя я все равно не смогу.
— Нет, Хуан, не сможешь.
— Тогда хоть ниспошлю на тебя благословение Божье.
— Да о чем ты говоришь? Какое благословение? Мы же с тобой, Хуан, разных вер исповедания.
— Ну и что? — удивился монах. — Зато мы делаем одно дело,
— И какое же?
— Мы пытаемся нести людям добро.
Линмаус засмеялся, но негромко.
— Хуан, это я-то пытаюсь нести людям добро?
— Да, ты. Ты стараешься спасти друга и защитить свою честь. Но кажется, для этих целей ты выбрал не тот путь. Ты встал на путь самоубийцы. Боюсь, ты ничего не добьешься, а только погубишь себя. Так дай же мне перед твоим концом хоть немного тебя утешить.
— Хорошо, Хуан, — согласился Линмаус. — И как же ты собираешься меня утешать?
— Знаешь, в Лос-Вердесе живет одна семья: муж, жена и пятеро детей. Год назад глава этого большого семейства упал с лошади и сильно разбился. С тех пор работать он не может и отчаяние совсем доконало его. Его дети голодают, а жена обезумела от горя. Так вот, теперь он спокоен — дети накормлены, а будущее уже не кажется ему таким беспросветным. И эта уверенность придает ему силы.
— Ну и что из этого?
— Так это все благодаря тебе, сеньор!
— А-а, моим деньгам?
— Да. Семеро душ молятся за тебя, хотя они даже имени твоего не знают.
— Хуан, я очень рад это слышать, — взволнованно проговорил Линмаус, удивляясь неожиданно нахлынувшим на него чувствам.
— Но это еще не все, — продолжил францисканец. — Менее чем в трех милях от Крукт-Хорна живет старик, шестьдесят лет проработавший в поте лица. Теперь он слаб здоровьем и работать не в состоянии. Но он слишком горд, чтобы просить милостыню. Так вот, сеньор, и этого немощного тоже спасли твои пожертвования.
— Ты имеешь в виду старого Сэма Роджерса?
— Да, его.
— Но, брат Хуан, он же протестант, — удивился Линмаус.
— Протестанты, — промолвил монах, и Ларри, несмотря на ночную мглу, увидел на его губах улыбку, — так же как и самые благочестивые католики, могут страдать от голода. Но и это еще не все. Десятилетний мальчик-горбун с искривленными ногами, на лечение которого не было денег, теперь сидит с матерью в поезде. Они едут в Нью-Йорк, где известный хирург сделает мальчику операцию. Уверен, его мать и сейчас утирает слезы и благодарит незнакомца, который ей помог.