— Ей незачем меня благодарить, — буркнул Линмаус. — Я отдал эти деньги не из-за любви к ближнему, не из-за сострадания и вовсе не потому, что хотел сделать людям добро, а потому, что они жгли мне руки.
— Что бы ни побудило тебя на этот благородный поступок, ты все равно должен знать, что сделал людей счастливыми.
— Но в том не моя, а твоя заслуга, — возразил Ларри. — Считай, что те деньги ты подобрал на пыльной дороге.
— Позволь мне рассказать и о других, кому ты также помог, — продолжил монах. — В маленькой покосившейся хижине…
— Хватит об этом! — остановил его Линмаус.
Брат Хуан пришпорил Алисию, подъехал к нему ближе и коснулся его руки.
— О, сын мой, — произнес он, — сколько хороших и добрых дел ты сделал! А сколько еще света смог бы принести людям! Вместо того чтобы принять смерть в оконном проеме тюрьмы, последуй за мной, и я тебе покажу, как умереть достойно твоему громкому имени. Ты встретишь такую опасность, перед которой бессильно самое грозное оружие, испытаешь такие острые ощущения, которых не испытывали ни скалолазы, ни грабители, ни даже идущие на смерть солдаты. Пойми же, в Крукт-Хорне много мест, где можно вырыть могилу, но он совсем не стоит того, чтобы в нем умереть!
В знак благодарности Ларри крепко сжал руку монаха:
— Хуан, еще пара минут, и ты меня уговоришь. Давай лучше распрощаемся.
— Что ж, тогда до свидания. Да будет милостив к тебе Господь! — отозвался францисканец и смолк.
Линмаус выпустил руку сидевшего на муле монаха и медленно поехал по улице, ведущей в центральную часть городка.
Чтобы не рисковать, Линмаус решил действовать обдуманно, без спешки. Только так он. мог добраться до здания тюрьмы незамеченным. От града пуль его не спасла бы даже такая быстроногая лошадь, как Фортуна.
Она шла под седоком то медленной иноходью, то четким, выверенным шагом. Однако большую часть пути преодолевала рысцой, которую так любят лошади в западных штатах Америки. Но Фортуна была хороша в любой поступи, и Ларри на мгновение даже пожалел, что в этот момент ее никто не видит. Он верил в свою лошадь и знал, что, если ему удастся освободить Тома, она выдержит тяжелую ношу и умчит их обоих в безопасное место.
А тем временем Фортуна, в чьих жилах текла свободолюбивая кровь мустангов, пригнув голову, бежала легкой рысцой по улице ночного Крукт-Хорна. Изредка из окон и дверей близлежащих домов на нее падал неяркий свет, но никто не мог распознать в ней лошадь знаменитого бандита — Ларри предусмотрительно замазал все белые яблоки на ее теле красной глиной.