– От! Ну что я говорила? Тока за порог, так сразу на мужика полез… тьфу, срамотень!
Воевода с Карашира вскочил, красный как рак варёный. Молча рукой махнул, дескать, уходим отсель. Да сам впереди всех так резво припустил, что басурманские воины со связанными пленниками едва его на лесной тропиночке запыхавшегося догнали.
Вот каково к нашей Бабе-яге незваным в гости ходить…
В те же часы утренние, на зорьке ясной, атаман с казаками астраханскими коней усталых нахлёстывают. Впереди атамана дочка сотникова младшая крепко за гриву держится. Коса на ветру растрепалась, голодная да усталая, а всё равно глазёнки горят, домой нипочём идти не хочет, рвётся папку своего спасать…
Из степи казаки на выпас свернули, вдоль перелеска проскакали, глядь, а там старый дед Касилов, с крестом Георгиевским на груди, трёх коз пасёт. Сам гордый, ветеран как-никак…
Поднял атаман своего донца на дыбы, прокричал с седла:
– Здорово дневал, батька! Не видал ли, куда басурмане ушли?
– А куды мы их погнали, туды и ушли! Вона, за лесок…
– Догоним, – атаман коня развернул. – За мной!
– Погодь, погодь… – дед поперёк дороги встал. – Они ить девок наших туда угнали!
– Знаю! – атаман на стременах привстал. – За мной!
– Погодь, погодь… Они и поповскую дочку прихватили.
– Что?! – атаман коня развернул. – И её тоже?! Ну всё, поубиваю на хрен… За мной!
– Погодь, погодь, – дед Касилов жеребца за хвост поймал да держит крепко. – Чё я тебе ещё сказать-то хотел?
– Ну говори уже, старый пень! – казаки рявкнули хором.
– А-а, вспомнил… Ты им там спуску-то не давай! А то ишь, взяли моду по станицам шастать, у меня не тока внучку, а ещё и пирожки спёрли… Бандитизм!
Кое-как атаманов конь вырвался да всадника своего матерящегося подалее от выпаса унёс. За ним и весь отряд вскачь пустился, чуют станичники, что враг уже близко, не уйдёт, догонят и посчитаются за всё! Казаки обид не прощают…
– От, убёг и не дослушал, – обиженно обернулся к козам седой георгиевский кавалер. – Совсем стариков не уважают. Вернись, балабол, мы тут не договорили-и-и…
А казаки три версты холмами проскакали да на цыганский табор натолкнулися.
Стоят три кибитки драные, всеми дождями битые, всеми ветрами рванные, на колёсах стёртых, на смазке дегтярной. Кругом ребятишки голопузые бегают, ничего не боятся. Цыганки молодые, смуглые, чернокудрые, в шести юбках да в блузках с таким вырезом, что взгляд казачий тонет, монистами трясут зазывательно, песни поют зажигательные…
Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли-и…
Сердцу сладостный напев,
Старый друг мой, ты ли?
Эх, раз… Да ещё раз…