Крики, рычание, возгласы.
Твою мать, откуда этот здоровяк вылез? Куда ты кинулся? Ай, нога! Больно ведь!
Боль, ненависть, страх!
Почему же этот урод такой сильный?! Не могу справиться! Помогите же кто-нибудь!..
Все темнеет, ненавистный рыжий цвет перед глазами. И резкий запах пота…
БАХ!
Что это у меня на лице? Мозги? Горбунов и меня выстрелом зацепить мог! Но спас ведь.
Уверенность и гнев. Лед и огонь. Нож и пистолет…
Ага, попались, ляхи позорные? Н-на тебе! И тебе н-на! Еще раз! Ой, нож застрял. Тогда из пистолета!..
Дым, не видно ни черта. И тишина…
Нет, слышу кое-что…
– Nie strzelác! Proszę, nie strzelajcie![22] Не стреляйте! Мы сдаемся!..
Ага! Сдрейфили, сдаются!..
Большинство солдат из взвода охраны и группы Оклэйда, как и сам лейтенант, остались в оцеплении района, прикрывать пусть и разнесенное вдребезги, но все еще расположение штаба до дальнейших распоряжений. Мы же с несколькими бойцами принимали пленных…
Горбунов, утерев кровь с лица, привычными движениями проверял выходящих на дорогу пленных. Поляки оглядывались по сторонам, в глазах их не было страха, лишь ненависть и презрение. Порвать нас готовы, но не могут – нас убивать они решаются, лишь будучи уверенными в своей силе. Ну или за редким исключением, когда силы равны. Явно видно – они не считают себя проигравшими и, похоже, ждут, что к ним будут относиться по всем правилам Женевской конвенции. Стервятники чертовы. А сами ведь бросились бы на нас, будь такая возможность! Только сверкающие штыки на винтовках бойцов охраны и подоспевших американцев, предостерегающе направленные на пленных, удерживают последних от необдуманных поступков.
Хотя вру, самое серьезное впечатление произвели не мы, а Жмакин со своим бронированным монстром. Он вывел в зону боевых действий МБВ, с которого пару раз ударили пулеметы, – несколько врагов попытались прорваться через железную дорогу, но там их горячо встретили. Железнодорожники постреляли, посмотрели, что у нас все уже под контролем, и, не задерживаясь, отправились обратно на станцию. Все верно, они здесь уже не нужны, значит, все возвращается в рамки первоначального плана…
В конечном итоге после боя пшеков осталось всего семеро. Почти вся их немногочисленная братия полегла в перестрелке и рукопашном бою. Руки в небо не тянут, не трясутся от страха, а в шеренгу строятся, как на парад! Господи, Боже мой, да они же совсем охренели!
– Ну, ты посмотри на них, а?.. – Пыльной «рогатывкой», подобранной с земли, я ожесточенно оттирал руки от крови. Второй раз за день «окровавился». Дурная тенденция! Подобными темпами еще прозвище мне возьмут и дадут, что-нибудь в духе Дикого Запада. «Кровавый Майк», например. Оно мне надо? Нож вот, жалко, потерял. Вернее – оставил. Ах да! Клинок застрял меж ребер того унтера. Соперник оказался излишне упорным, пришлось нож провернуть да и оставить в теле – застопорилось лезвие…