– Что, не привыкши рано вставать? – насмешливо спросил Федор Павлович, пытаясь, слегка понизив голос, скрыть тоску.
– Зябко, папаня, – по-взрослому вздохнул мальчуган.
– Рано выехали, – проворчала Прасковья Ивановна.
Вдруг впереди послышался крик, и почти сразу за ним выстрел.
– Тпр-рру! – натянул вожжи извозчик. Лошадь встала. Сзади фыркнула груженная багажом кобыла, и донеслись бранные слова извозчика. Прасковья Ивановна прижала мальчишку к себе и прикрыла муфтой его ухо, чтобы не слышал, как мужики бранятся…
Снова прогремели два выстрела. Раздались голоса и топот ног бегущих людей. Кучер заволновался, развернулся на сиденье и потянул повязанный на самой груди кушак:
– Вертаться, барин, надобно!
– Чего уж там, небось пьяные большевики балагурят! – нарочито бодро ответил Федор Павлович.
Неожиданно кучер отшатнулся, словно перед его лицом пролетело что-то невидимое, и стал вылезать из санок.
– Ты куда собрался, братец?
– Стой! – раздался зычный окрик, и рядом с санками возник огромного роста человек. Он был без головного убора и в распахнутом полушубке. Глаза злые, волосы растрепанные.
– Что происходит? – пропищала Прасковья Ивановна.
– Освободи сани! – прохрипел мужчина.
– Да как же можно?! – начал было возмущаться Федор Павлович, как мужчина сунул ему в лицо ствол нагана. В нос ударил резкий кислый запах сгоревшего пороха.
– Именем революции! – крикнул кто-то сбоку.
– Живее, гнида буржуйская! – вопил громила. – Раненого нам надо до лазарета свезти!
– Чего ты этой морде буржуйской объясняешь? – раздался другой голос, сзади возник еще один мужчина. Он был, в отличие от здоровяка, в кожаной куртке и фуражке и тоже держал в руке пистолет. – Что стряслось, Егор Кузьмич?
– Буржуйская морда супротив меня прет! – завыл, обдав запахом перегара, гнилых зубов и табака, громила.
– Господи Иисусе! – прижала к себе Коленьку Прасковья Ивановна.
Неожиданно громила вытянул над головой руку с наганом и выстрелил вверх:
– Доколе ждать буду?! Живо!
– А-аа! – закричал сын.
Прасковья Ивановна попыталась встать на ноги, но полог не дал этого сделать, и она упала.
– Шутки шутить вздумала?! – взревел, окончательно выйдя из себя, громила, которого назвали Егором Кузьмичом, и бросился вокруг саней. Через мгновенье возникнув со стороны, где сидела Прасковья Ивановна, он грубо взял ее за грудки и поволок прочь.
– Да что вы себе позволяете! – Федор Павлович выскочил из санок и бросился на помощь жене, однако дружок громилы расставил руки и преградил ему дорогу. Но Федор Павлович был не робкого десятка, да и к труду приучен, и силой не обижен. Сшиб он комиссара плечом и устремился дальше. Прасковью Ивановну громила уже выволок из саней и бросил в снег. В тот момент, когда Федор Павлович оказался рядом, он уже тянул к себе Коленьку.