Господи, вот мое признание: я люблю его. И как мало я понимаю эти слова. Мы связаны пророчеством, нам суждено единство, но мое девственное сердце дрожит при этой мысли. Мое сердце страждет о нем, но я знаю, что мы не можем быть вместе, пока солнце не прогонит его тени, ибо свет и тьма не ходят рука об руку.
Господи! Нашепчи мне на ухо. Должна ли я поведать ему о благодати Твоей? И если я решусь, обратится ли он к Тебе или к страстям своим? Не отвлечет ли его мой женский голос от слов Твоих? Стану ли я его поводырем и увидит ли он Христа в лице моем? Может ли дева, подобная мне, исполнить этот долг, поведать храброму воину, что алая душа его должна стать белой?
Теперь же, Отец Небесный, я молю Тебя исполнить мою просьбу по воле Твоей. Будь то шепот, крик или песня — пусть мой голос станет Твоим. Пусть слова мои станут Твоими. Возьми их, дабы смягчить сердце его, дабы начертать на нем имя Твое несмываемой кровью. Освети его разум, дабы правда поселилась там навеки. Очисти душу его огнем и водой, выжги ветошь и вымой язвы на ней, дабы дух Твой снизошел на него, стал поддержкой его и опорой. Что бы ни вершил Ты, какую боль ни причинял, дабы обратить красное в белое, я молю, чтобы Ты обратил смертного оруженосца в святого рыцаря.
Билли закрыл тетрадь и прижал ее к груди. Его тело била дрожь, давление в десять тысяч фунтов готово было вырваться наружу.
Сначала одна слеза, потом вторая покатилась из глаз. Он посмотрел вверх и всхлипнул, стараясь проморгаться. Он попробовал сосредоточиться на голой стене напротив — на чем угодно, лишь бы не на своих несчастьях. Сквозь дымку на стене проступил образ Бонни с полностью раскрытыми, как в полете, крыльями. Она тянула к нему руки, прося взять что-то у нее из ладоней, но пелена перед глазами не позволяла ему разглядеть ее даров. Он подался вперед, наклоняясь все дальше и дальше, пока не увидел величественный меч, изумительный Экскалибур. Ее образ сошел с портрета, который он сам нарисовал у себя в студии, оживший и прекрасный, и сияющий клинок Экскалибура пронзил его сердце.
Как там говорил ему профессор? «Он дарован вам свыше, чтобы вы сражались им в битве».
Билли отверг этот меч. Он отверг бесценный дар, орудие праведника.
И вон что из этого получилось.
Он и вправду был полон кипящей ярости, и Бонни знала это. Даже Палин поглумился над ним, разглядев его темную душу. «Ты такой же, как я, малыш». Билли убил его, забыв, чему его учили, забыв мудрые слова профессора, которые должен был хранить глубоко в своем сердце. Он отказался встретить врага лицом к лицу. «Убийца!» — слышалось ему отовсюду, точно его смерти требовала линчующая толпа, и Билли гнал эти голоса прочь. Как он жаждал свободы, невинности, чистоты — которые всегда видел в Бонни. Но она не могла одолжить ему свою натуру, свою добродетель, ни крупицы благочестия, сообщавшего мир и покой ее душе.