Во второй половине ночи мы вернулись на передовую, а спустя несколько минут к нам пришел Василий Ершов. Под мышкой он держал корпус станкового пулемета.
— Дядя Вася, а где Романов? — спросил я.
— Тут он. Жив.
Ершов обрадовался мне и тут же насупился. Его густые широкие брови прикрыли глаза, и, не глядя на меня, он сказал:
— Мы-то что… — И строго спросил: — А вот ты как сюда попал?
— С учениками, Василий Дмитриевич. Как говорится, практические занятия провожу.
— Не делом, брат, занимаешься! Эка с одним глазом в этакую игру ввязался. Тут кроме своих двух во лбу не помеха бы другая пара на затылке. А он…
— А ты куда тащишь пулемет?
— Ремонтировал, осколком прицел испортило. Узнал, что ты тут со своими курсантами, зашел поругаться.
Я промолчал.
Василий Дмитриевич был не в духе. Причина этого стала мне ясной несколько позднее. Неодобрительно качая головой, он положил пулемет на нары и стал его старательно протирать и чистить, шумно сопя носом.
Найденов не торопясь достал из кармана кисет и бумагу и, подобрав свои огромные ножищи, чтобы не задеть проходивших, сказал:
— Ты, браток, никак, с нашим учителем давно знаком, так что же ни с того ни с сего на человека набросился?
— А вы с ним рядом давно воюете, позвольте спросить?
— Впервые.
— То-то оно и видно.
— Кури! Зачем злиться?
— А я вовсе не сержусь, а сказал правду.
Я вышел в траншею. Стояло тихое летнее утро. На небе — ни облачка.
Откуда-то четко донеслись слова:
— А ну давай, давай! Дружно! Доску! Доску положите под левое колесо… А, черт! Осторожнее ногу! Ноги берегите… А ну-ка, ребята, еще разок! Взяли!
Это противотанковая артиллерия меняла свои позиции, готовясь к продолжению боя.
Наступление наших частей под Старо-Пановым принесло нам первые победы. В первые часы нашего наступления немецкие танки, артиллерия и авиация бездействовали, настолько они были парализованы внезапным ударом наших войск. Лишь во второй половине дня немецкая артиллерия повела ответный огонь, но, к счастью, неточно. Бой с яростно сопротивлявшейся вражеской пехотой продолжался. Продвижение в глубь обороны немцев сдерживали только противопехотные минные поля и уцелевшие пулеметные дзоты, откуда немцы оказывали упорное сопротивление.
Я зашел в соседний блиндаж. Дверь солдатского дома была вырвана взрывной волной вместе с косяками. Из бесформенной дыры укрытия шел столбом табачный дым.
— Митя! — послышался голос из темноты. — Да ты у нас просто герой! Да это просто здорово! Как только ты к нему подобрался сквозь шквальный огонь, а?
— А чему тут дивиться, — вставил густой бас. — Солдат свое дело знает.