Опасность флангового удара была ликвидирована, и наш батальон продолжал наступление по развалинам станции Лигово. Это была первая пядь нашей земли, вырванная из кровавых лап фашистских палачей у стен Ленинграда. Девять месяцев за эту полосу земли шла битва, и вот она опять наша. Воодушевленные первым успехом, мы заняли новые рубежи, решительно навязывая противнику бой.
На кромке разрушенного вражеского дзота Сергей Найденов и Николай Смирнов орудовали лопаткой, устраивая новый снайперский окоп. Остальные залегли уступом. Теперь наше расположение напоминало журавлиный треугольник во время полета.
— Сергей, их траншею видел? — спросил кто-то.
— А то как же, неплохо устроили, даже стенки плетнем оплели, но такое развели у себя… Фу ты, поганцы!
— Артиллерия наша поработала на славу!
— Да, потрудилась, ничего не скажешь, по-русски, — подал кто-то реплику из дзота.
— Только так их и выкуривать, гляди, как глубоко зарылись.
— Дорого начало, а там и до Берлина тропку сыщем.
Мимо нас проходили легко раненные товарищи. Один из них присел на бревне возле бойницы Найденова:
— Ну как тут у вас, ребята? Крепко жмут фрицы?
— Жмут-то жмут, да вон, гляди, успокоили их прыть.
Раненый подал Найденову кисет и бумагу:
— Смастери, браток, цигарку. Крепко, гады, повредили руку, самому не сладить.
— Никак, кость тронуло? — спросил Найденов.
— Видимо, так, пальцы не шевелятся.
— Держи. — Найденов подал солдату папиросу. — Сейчас огня добуду. Сергей достал кресало и с силой ударил узкой полоской железа по камню. Брызнули искры, и фитиль задымил.
— На, держи, да скорей прикуривай. Вишь? Опять немцы зашевелились.
Раненый не торопясь раскурил папиросу, встал:
— Эх, сил не хватает наступать… Не отдавайте, ребята, немцам назад хотя то, что уже отвоевано. Ну, прощайте, за огонек благодарствую.
…Вечером группе снайперов было приказано конвоировать пленных. Проходя мимо русских, они изгибались в поклоне и робко улыбались, оглядываясь по сторонам. По улицам Ленинграда фашисты шли медленно, понурив головы, засунув руки в карманы. На улицах города стояло много женщин, детей и стариков. Немцы искоса поглядывали на зеленые грядки овощей, посаженных вместо цветов на газонах.
Помню, как на углу улиц Майорова и Садовой мальчуган лет семи, дергая молодую женщину за руку, спрашивал:
— Мама, почему фашисты прячут руки в карманах? Что, они у них грязные?
Женщина, не отвечая на вопросы сына, бросила презрительный взгляд на гитлеровских солдат и прошла мимо.
Мальчуган несколько раз оглянулся на пленных, которые шли лениво, словно каторжане, гремя коваными сапожищами по булыжной мостовой, и погрозил им кулаком.