На лбу Круглова разгладились морщинки.
Капустин продолжал:
— В расположении взвода Ольхова в последние дни стали появляться вражеские листовки. Какая-то сволочь приползла к нам с последним пополнением.
Командир резко поднял голову.
— Вы приняли меры для розыска лазутчика? — сухо спросил он.
— Нет, ждал вас.
— И никому об этом не докладывали?
— Нет. Никому.
— Докладывать о таких случаях необходимо сразу. А Пилюшина и Ульянова направьте во взвод Ольхова.
Круглов, взяв автомат, вышел в траншею.
Сон как рукой сняло.
Я встал, потуже затянул ремень поверх ватной куртки и направился во взвод Ольхова, куда еще три дня назад с поручением от старшины ушел Алексей Ульянов.
Ульянова я нашел в блиндаже первого отделения. Он сидел на корточках возле печки и мешал ложкой в котелке кашу. На патронном ящике рядом с Ульяновым сидел незнакомый сержант. Они о чем-то разговаривали; мой приход прервал их беседу.
— Тебя тоже Сова прислал в этот взвод? Вот это здорово! — обрадовался мне Ульянов. — Знакомься: командир отделения, мой земляк, дважды орденоносец Анатолий Андреев.
Ульянов предложил мне с наступлением рассвета понаблюдать за немцами. Я попросил его выйти со мной в траншею. Там я рассказал ему, что в расположении нашего взвода действует вражеский разведчик или предатель.
Ульянов выслушал меня и сказал:
— Тут есть над чем подумать. Разные люди вокруг ходят… Меня, знаешь, встретили во взводе Ольхова по-братски. Один только связной съехидничал: «Мы ждали двадцать, а ты один прибыл. Ну что ж, как говорит пословица: „Лучше синичка в руке, чем журавль в небе“». Я промолчал, а помкомвзвода Николаев вскипел: «Вы вот как пришли к нам на оборону, так каждый день повторяете одно и то же: что у нас мало людей, приходится стоять по суткам в траншее без отдыха, немцам живется куда лучше, чем нам. Они стоят, мол, на постах по два часа в сутки, обед едят из трех блюд. Я не знаю, откуда вам все это известно. В общем, по вашим словам, у немцев в траншее и блиндажах все равно как в гостинице». Связной огрызнулся: «Кто я, по-вашему? Провокатор, что ли? Воюю с вами вместе. А сказал я то, что слышал от пленных». А Николаев ему в ответ: «Это было в начале войны, а ты теперь получше приглядись к фрицам. Ты же видел пленных. Один намотал на себя столько тряпья поверх мундира, что мы измучились, разматывая его. Чего только на нем не было: женские головные платки, куски ватного одеяла, а на ляжки, сукин сын, умудрился натянуть рукава от овчинной шубы. А ты нам болтаешь об уюте, о гостинице, о трех блюдах…» Николаев даже сплюнул. А связной, как ни в чем не бывало, посмотрел на всех и обратился ко мне: «Вот так, снайпер, и живем, каждый день ссоры. Мало людей, устали, а пополнения не присылают». Я ему ничего не ответил. Связной потоптался около печки, закурил и вышел в траншею. В этот день я больше его не встречал, — закончил свой рассказ Ульянов.