Многие тогда верили, что война ненадолго. И песни, и фильмы, и вся предвоенная пропаганда убеждала: воевать малой кровью, бить врага на чужой территории, «…и врагу никогда не гулять по республикам нашим!»… А Федя успел и выучиться, и повоевать.
Когда Фёдор закончил обучение и получил звание лейтенанта, его вызвал к себе начальник школы, полковник. Сказал новоиспечённому лейтенанту:
— Предлагаю вам остаться у нас в школе преподавателем. Вы очень способный человек, студент-авиатор. Нам нужны такие кадры.
Конечно, Фёдор мог бы принести пользу, обучая других ребят. Но, возможно, полковник ещё хотел и уберечь, спасти талантливого юношу, который очень ему нравился. Кто знает? Однако Федя отказался остаться в школе и вскоре отбыл на фронт. Тот самый, Ленинградский, на который и рвался.
Он редко писал домой письма, всё больше посылал открытки с изображениями великих военоначальников: Суворова, Кутузова, Багратиона. Бегло уверял родных, что всё у него в порядке. Один раз прислал фотокарточку — весной 43-го года. Потёртая гимнастёрка, запавшие, потемневшие скулы, коротко стриженная голова, печальные глаза… Но всё равно красив — уже не по-юношески, а по-мужски. Как раз тогда ему только исполнилось 20 лет. Через полгода он погибнет в бою. В ноябре 43-го года, как раз тогда, когда начнутся интенсивные сражения по прорыву блокады и освобождению Ленинграда…
Аня хорошо помнит один эпизод из довоенного школьного времени. В бутурлиновской школе она иностранный язык не учила. А когда пошла в седьмой класс в Новохопёрске, оказалось, что там преподают немецкий. Ей было очень трудно. Но, выяснилось, для таких «отстающих» ребят есть дополнительные платные занятия. Они ходят домой к учительнице Эльзе Фридриховне — натуральной немке. Аня тоже стала ходить, заниматься — отец заплатил. Эльза Фридриховна с восторгом и любовью рассказывала ребятам о Германии — природе, городах, выдающихся людях… Через некоторое время Аня стала понемногу и читать, и говорить по-немецки. Ей даже нравилось. И она стала называть Федю Фрицем — на немецкий манер. Однажды подписала ему поздравительную открытку: «Фрицу от Анхен». Но Федя, как чувствовал: он этого «Фрица» терпеть не мог! Запрещал сестре так его называть. Говорил с нажимом:
— Я Фёдор!
«Похоронку» принесли днём. Несколько часов сёстры — Мария и Аня, — не отходили от родителей. Когда стемнело, Аня вышла на улицу. В конце ноября уже выпал снег, слегка мело. Она шла бездумно, куда-то сворачивала, почти не встречая людей. Ей казалось, что всё уже выплакано, но вдруг поняла, что на щеках замерзают слёзы. И тут же почувствовала, как окоченели руки без варежек. И даже остановилась, вспомнив: вот так же она уже шла — по снегу, без рукавичек, плача! Но то было мирное время, и обида её была глупая, смешная. И тоже связана с Федей…