— А зачем вам? Считайте, я начальник!
И по сапогам перчатками похлопывает.
— Сыночек, — стала просить мать, — мне бы доехать до Таловой! Приехала сюда за дочкой, а она уже уехала. Разминулись. Вот я тут и застряла. Помоги…
— А что, — говорит этот офицер. — Пойдёмте, устрою. — Немного подумал, предложил: — Могу посадить в вагон с беженцами-евреями. Но их там очень много, вагон битком набит, дух тяжёлый. Вы сами не захотите там ехать… Нет, я вас в другое место пристрою.
И посадил он мать на платформу, где везли грузовые машины — прямо в кабину одной машины. Мягко, удобно. А чтобы ещё и тепло было, принёс разного тёплого тряпья, укутал старушку.
Буквально через несколько минут эшелон тронулся. Едет мать, радуется, думает: «Что за чудесный парень! Какие ж люди хорошие бывают…»
Эшелон идёт медленно, тормозит буквально через три-пять километров, подолгу стоит. На одной из остановок прибежал «начальник поезда», притащил в котелке еду, чайку горячего.
— Как же тебя зовут, сынок? — спрашивает мать.
— Шурка, — смеётся он.
— Ох, и душевный ты парень, Шура!
Едет мать. На ночь перешла в вагон к беженцам. Но прав оказался офицер Шура: тяжко там, людей очень много, больные, дети, по нужде тоже там, в вагоне, ходят, чесночный дух стоит… Еле дождалась утра, сбежала в «свою» машину. Вновь удобно устроилась в кабине.
Вот поезд тормозит в Боровой, а там по перрону ходит Клавка, уехать не может. Мать увидела её, кричит:
— Клавко, Клавко! Иди сюда!
Та оглядывается, никак не может понять откуда голос свахи раздаётся. Увидела, ахнула… Приходит лейтенант Шура, а их в кабине уже двое. Мать объясняет что к чему, а он смеётся:
— Едте! Вам же веселее. А я вас обрадую: мы не в Таловой разгружаться будем, а поедем прямо к вам, в Бутурлиновку. Там наш аэродром будет квартироваться.
Мать обрадовалась, что сможет отблагодарить парня. Стала приглашать:
— Ты ж приходи к нам, Шура! Тебе каждый покажет, где изба Волковых. С дочкой тебя познакомлю — с той, за которой ездила да разминулась. Она у меня умная, учительница. И не замужем…
Доехали, распрощались. Шура сказал, что обязательно придёт.
Пошла мать домой, уже был вечер, темно. На улице, недалеко от дома, слышит — навстречу идут двое, разговаривают. Узнала голос дочери. Окликнула:
— Нюра!
Аня бросилась к ней, обняла.
— А ты куда? — спрашивает мать.
— Да в кино, в клуб.
— Ну иди.
И Аня пошла. Потом до старости, вспоминая эту встречу, упрекала себя: почему не вернулась с матерью домой! Ведь та из-за неё ездила, с таким трудом добиралась. А она ушла себе в кино с каким-то офицером, который ей и не нравился, и не нужен был вовсе… Молодость!