Странный приятель (Чекрыгин) - страница 6

Ренки немного покоробили подобные выражения, произнесенные «эталоном изысканного воспитания и благонравия», однако он отнес их к присущей всякому герою раскованной и грубоватой мужественности, и с радостью заказал графинчик лучшего вина, что был при буфете на площади.

— Сударь, — продолжил он, наполнив вином обе кружки. — Не будет ли с моей стороны излишней наглостью, попросить вас поведать мне о тяготах службы Королю, и о тех битвах, в которых вы имели честь сразиться во имя Отечества нашего?

— Ох и имел же я эту честь! — Хмуро пробормотал Ифий Аэдоосу, подумав — «Очередной сопляк, мечтающий о подвигах и славе, купленных на родительские денежки». — Но ты парень не бойся. — Там этой чести еще много осталось, хватит и на твой век!

— Смею надеяться что так сие и есть… — Вежливо ответил Ренки, хотя в его голове вдруг и пробежала подлая мыслишка, что перед ним ни какой вовсе не офицер, но лишь мужлан, напяливший на себя чужую форму. — Однако возможно вы расскажете мне о том что показалось вам самым трудным на поприще служения Королю. — Хочу быть готовым к преодолению любых препятствий.

— Самое трудное… — Задумчиво проговорил Ифий, для которого этот графинчик вина был уже шестой по счету… И оглядел собрание деревенщин, столпившихся вокруг его столика, чтобы на халяву послушать байки про войну, да про королевскую службу. И зло ухмыльнувшись, сказал самую что ни на есть, чистую правду. — Самое трудное парень, полагаю был непрекращающийся понос! Ага. — Именно понос! День за днем, неделю за неделей, только и делаешь что бегаешь до отхожего места… Мы, клянусь душой, даже амуницию тогда толком не застегивали, потому как пока расстегнешь все эти пряжки да застежки, рискуешь остаться с полными штанами отменно вонючего дерьмища.

Ифий с удовольствием поглядел как сопливого мальчишку передернуло от этакой живописной подробности, и продолжил. — Так что мой совет тебе парень — хочешь стать офицером, заранее запасись подходящей пробкой, дабы держать свои подштанники в чистоте.

Вокруг заржали деревенские, причем смеялись они явно над Ренки, позволившим сделать себя объектом столь низких и непотребных шуточек. И зная нравы деревни, в которой он проживал, можно было даже и не сомневаться, что в ближайшие годы, вспоминать о нем будут исключительно как о «Ренки с пробкой в жопе», или выдумают нечто подобное.

— Сударь. — Окаменев лицом, заметил на это Ренки. — Однако ж, вы забываетесь. Уж не знаю каких нравов придерживались люди, среди которых вы имели честь вращаться последнее время, однако я не позволю вам разговаривать с собой в столь дерзостном тоне. — Извинитесь немедленно!