Занятая всем, что слышу, я даже почему-то забыла удивиться: а что же это все говорят и только Маня за весь вечер не проронила ни одного слова?
— Я тоже скажу… — говорит Маня. — Когда убивают царя, уже за его гробом идет новый царь. И ничего не изменяется. Народу становится не лучше, а даже хуже: новый царь напуган террором, его слуги тоже, и они угнетают народ еще сильнее. А народ ведь даже не всюду знает, не всюду понимает то, что происходит… Надо народу говорить, надо объяснять все!
Кое-кто из нас еще спорит с Гришей и Маней. Леня молчит.
Я вижу, что доводы Гриши и Мани произвели на него сильное впечатление. Я тоже молчу: в голове у меня каша, мне трудно собраться с мыслями. Я понимаю: это очень плохо. Значит, пустая голова, не умеет думать…
Расходимся мы поздно, решив продолжить сегодняшний разговор в следующую субботу.
Домой меня провожает Гриша Ярчук. О политике мы с ним на улице не говорим. Он рассказывает мне о какой-то книге, а я молчу.
— Так-то, Фафа, — прощается он со мной у нашего подъезда. — До будущей субботы!
— Так-то, Грифа… — говорю я с доброй насмешкой. — Запохаживается, что до будущей!
На следующем уроке с моими учениками я, конечно, подробно рассказываю им о нашей субботней беседе у Лени: кто и что говорил, как Гриша Ярчук оказался не согласен с нами, как его поддержала Маня Фейгель. Они слушают меня с интересом, иногда переглядываются между собой. Я этих переглядываний терпеть не могу — мне всегда при этом кажется, что они говорят друг другу без слов, одними глазами: «Видал дуру?» — «Такую? Никогда не видал!»
После моего рассказа Шнир и Степа некоторое время молчат.
Потом Шнир говорит:
— Знаете что? Я думаю, кто-нибудь должен прийти к вам в следующую субботу и объяснить. Ну вот это самое — то, чего вы еще не понимаете. Тот парнишка, что спорил с вами, — он, видать, уже соображает. Все-таки надо, чтобы к вам пришел кто-нибудь постарше и потолковее.
— Мы это устроим! — уверенно обещает Степа. — Если, конечно, хозяин квартиры, где вы собираетесь, не возражает.
Я передаю это Лене, Леня, понятно, «не возражает». Согласен на это и Иван Константинович.
Все дни до субботы мы с Леней гадаем: кого это Шнир и Степа собираются направить к нам для нашего вразумления?
— Наверное, кого-нибудь из революционеров. Как ты думаешь? — спрашивает Леня.
Я ничего не думаю, потому что ничего не знаю, — так же, впрочем, как и Леня. Но почему-то у меня все время мелькает смутная догадка: в субботу к нам придет… нет, глупости! Не надо загадывать. Придет — тогда и увидим, кто пришел.