На самом деле «громила» на днях вернулся домой, дембельнувшись из доблестной армейской группировки в Чечне, и пребывал в перманентном состоянии радости от жизни. Даже выпивка была не особо нужна для прекрасного настроения. Практически невредимый, не считая двух минометных осколков, вытащенных прямо на месте пальцами, так неглубоко они сидели в плече, и больше никаких командиров. А вместо осточертевших физиономий товарищей, угрюмых рож местного населения и стрельбы — девушки! Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжие… Высокие, маленькие, худые и полненькие — все приводили его в восхищение. Ни холодный ветер, ни угрюмые лица прохожих, ни даже измученная вечным безденежьем мать не могли испортить его прекрасного настроения.
Он прошел через знакомый с детства, но еще более загаженный, чем раньше, двор с новыми упражнениями в письменности на стенах для особо недоразвитых малолеток. Поднялся на три ступеньки, вошел в дверь подъезда, не закрывающуюся и сильно побитую с момента его отъезда, и ткнул пальцем в привычно задребезжавший звонок. Через минуту дверь открылась без всяких «кто там?» и на пороге появился отец. Нисколько не удивившись, он приветственно кивнул и, широко махнув рукой, пригласил:
— Заходи!
Послушно топая сзади мимо кучи непонятных приборов, валяющихся как попало, Никита прошел на кухню. На столе и в раковине громоздились грязные тарелки и пустые бутылки. Это было странно. Никогда отец не был большим любителем закладывать за воротник. Всю жизнь он проработал в каком-то суперсекретном НИИ в качестве человека с золотыми руками. При желании мог собрать что угодно из чего угодно, за что его и ценили, и всегда очень неплохо жил.
Ученые, говорил он, они как дети. Вечно что-то придумывают, но все теоретически. Довести до ума способен только я! И создавал очередной бульбулятор, неизвестно для чего предназначенный, по очень приблизительным наметкам. Очередь к нему стояла всегда, и он мог выбирать, кого принять со всем радушием, а кого и послать.
При вечной безалаберности дома у него всегда царил порядок, и все лежало на своих местах. Чистота тоже была если не идеальная, то вполне на уровне, как положено старому холостяку, частенько приглашавшему к себе незнакомых девиц. Был он прекрасно сложен, хотя никаких зарядок и занятий спортом за ним отродясь не числилось. Просто от рождения, что называется, имел удачных предков, да и язык прекрасно подвешенный.
Отец всю жизнь был изрядный ходок, так что по молодости Никита ему завидовал, страдая непростительной стеснительностью в общении с противоположным полом. Со временем выяснилось, что и телосложение, и умение вешать лапшу на уши, и навыки работы руками отец щедро передал сыну вместе со своими генами, так что зависть исчезла.