— Машина! — слышится чей-то крик.
Мы видим, как она приближается слева. Мы пытаемся повернуть санки в сторону, но полозья не разворачиваются. Водитель гудит нам что есть силы и жмет на тормоза, а мы делаем то, что обычно делают в таких случаях дети, — спрыгиваем с санок. В куртках с капюшоном, мы, как бревна, катимся по холодному, мокрому снегу в полной уверенности, что еще минута — и мы окажемся под колесами машины. Мы трепещем от страха, и с воплем «А-а-а!» летим кувырком: мир вверх дном, вверх ногами, вверх тормашками.
И вдруг… пустота. Мы больше никуда не катимся и, пытаясь отдышаться, вытираем с лица мокрый снег. Водитель уже катит дальше по улице и, глядя на нас, крутит пальцем у виска. Мы спасены. Санки покоятся в сугробе, а наши друзья похлопывают нас по плечу, приговаривая: «Здорово!» и «Вы могли умереть!»
Я улыбаюсь брату — нас объединяет детская гордость. «Это было не так уж страшно», — думаем мы, готовые снова взглянуть в лицо смертельной опасности.
Вторник шестой. Мы говорим о чувствах
Я прошел мимо горного лавра и красного японского клена, поднялся по каменным ступеням крыльца дома Морри. Белый сточный желоб крышкой навис над входной дверью. Я позвонил, но дверь мне открыла не Конни, а жена Морри Шарлотт, красивая седоволосая женщина с певучим голосом. Она нечасто бывала дома, когда я приходил, так как по просьбе Морри продолжала работать в своем университете, и я удивился, что она в то утро осталась дома.
— У Морри сегодня нелегкий день,? — сказала она, рассеянно глядя вдаль, и двинулась на кухню.
— Жаль… — начал я.
— Нет-нет, он будет рад вас видеть, — поспешно отозвалась она. — Я уверена…
Она умолкла, не закончив фразы, и вдруг, слегка повернув голову, стала к чему-то прислушиваться. А потом заговорила снова:
— Я уверена… ему станет лучше, когда он узнает что вы пришли.
Я поднял с земли сумки.
— Мой обычный продуктовый взнос, — сказали шутливо.
Она улыбнулась в замешательстве:
— У нас уже так много еды. Он ничего не съел с прошлого раза.
Я оторопел.
— Он ничего не съел? — спросил я.
Шарлотт открыла холодильник, и я увидел знакомые коробочки: куриный салат, вермишель, овощи, фаршированный кабачок — все, что я принес для Морри. Она открыла морозилку, и там я увидел еще и другие коробочки.
— Морри теперь не может есть такую еду. Ему ее слишком трудно глотать. Ему теперь можно только протертое и жидкое.
— Но он мне ни разу об этом не сказал, — изумился я.
Шарлотт улыбнулась:
— Он не хотел вас обижать.
— Меня бы это не обидело. Я просто хотел хоть как-то помочь. Мне хотелось ему что-нибудь принести…