— Разумеется, — сказал я и повесил трубку.
Мими смотрела на меня изумленными голубыми глазами.
— Кто-то принимает похождения моей дурехи всерьез? — Когда я не ответил ей, она засмеялась и спросила: — Дорри все еще являет собой страдающую деву?
— По-видимому, да.
— И будет, пока находятся простачки, которые ей верят. И надо же, чтобы вас, именно вас одурачила — а вы-то даже боитесь поверить, что… например, что я вообще способна хоть когда-нибудь сказать правду!
— Мысль интересная, — сказал я, но не успел продолжить, как в дверь позвонили.
В сопровождении Мими появился врач — пожилой, сутулый, смуглый коротышка с походкой вразвалочку. Мими провела его к Гилберту.
Я еще раз выдвинул ящик стола и посмотрел на облигации. Какие-то неведомые фирмы, из Сан-Паулу, Токио — электричество, водопровод. Все они были примерно в одну цену. Я прикинул, что всего их было тысяч на шестьдесят по номиналу, но на рынке они не потянули бы больше четверти, в лучшем случае трети этой суммы.
Когда в дверь еще раз позвонили, я задвинул ящик и открыл дверь Маколею.
Вид у него был усталый. Он уселся, не снимая пальто, и сказал:
— Ну, говори самое худшее. Чего он тут измыслил?
— Пока не знаю. Помимо того, что он передал Мими какие-то облигации и чек.
— Это мне известно. — Он порылся в кармане и вручил мне письмо:
«Дорогой Герберт!
Сегодня я вручаю миссис Мими Йоргенсен нижеперечисленные ценные бумаги и чек на десять тысяч долларов в трест-компанию „Парк-Авеню“. Переведите, пожалуйста, сумму, необходимую для его покрытия. Я предложил бы продать еще несколько акций предприятий коммунальных служб, но поступайте, как сочтете нужным. Как выясняется, в настоящее время я не могу более оставаться в Нью-Йорке и, по всей видимости, не смогу сюда вернуться, но буду периодически поддерживать с вами связь. Прошу извинения, что не имел возможности дождаться встречи с вами и Чарльзом сегодня.
Искренне ваш,
Клайд Миллер Винант.»
Под размашистой подписью расположился список облигаций.
— Как письмо попало к тебе? — спросил я.
— С нарочным. За что, по-твоему, он ей заплатил?
Я покачал головой.
— Я пытался выяснить. Она заявила, что он «материально поддерживает ее и своих детей».
— Это вполне возможно. То есть, настолько, насколько от нее вообще можно дождаться правды.
— Насчет этих облигаций, — поинтересовался я. — Мне-то казалось, что все его имущество в твоих руках.
— Да и мне так казалось, но этих бумаг у меня не было. Я понятия не имел, что они у него. — Он уперся локтями в колени, обхватил голову руками. — Если бы все, чего я не знаю, сложить в один ряд…