— Нельзя позволять ей держать нас в неведении, особенно когда ставка — миллиард долларов золотом из нашего резерва.
Полевой бросил на главу коммунистической партии хитрый взгляд.
— Ты собираешься заплатить ей?
— А лед на Волге в январе тает? — с широкой улыбкой ответил Антонов.
— Ее трудно будет перехитрить.
В подлеске послышались шаги.
Антонов посмотрел: подходили егеря с фазанами, и снова взглянул на Полевого.
— Найди Лугового, — тихо сказал он, — а все остальное решим со временем.
В четырех милях от них в фургоне перед сложным микроволновым приемником сидели двое. Они записывали разговор Антонова с Полевым в лесу.
Это были специалисты из французской разведки. Оба говорили на шести языках, включая русский. Они одновременно сняли наушники и обменялись любопытными взглядами.
— Как думаешь, что бы это значило? — спросил один.
Второй пожал плечами.
— А черт его знает? Вероятно, какой-нибудь русский шифр.
— Интересно, извлекут ли наши аналитики что-нибудь важное?
— Важное или нет, нам этого никогда не скажут.
Первый помолчал, надел наушники, немного послушал и снова снял.
— Теперь они говорят с президентом Л’Эстранжем. Это все, что мы получили.
— Ладно, закрываем лавочку и отправляем запись в Париж. У меня в шесть свидание.
Солнце уже два часа как поднялось над восточным краем города, когда Сандекер через задние ворота въехал на территорию Вашингтонского национального аэропорта.
Он оставил машину на как будто бы пустой стоянке, на заросшем травой поле далеко от площадки, где обслуживали самолеты. Подошел к боковой двери, с которой давно слезла краска, и нажал на маленькую кнопку рядом с массивным замком. Через несколько секунд дверь бесшумно раскрылась.
Огромное помещение было выкрашено белой краской, отражавшей яркие солнечные лучи, которые проникали в окна на вогнутой крыше, как купол, и напоминало музей транспорта. На гладком бетонном полу в четыре ряда аккуратно стояли старинные и классические автомобили. Большинство сверкало так же, как в день, когда мастера в последний раз прикоснулись к их кузовам. Сандекер задержался у величественного Роллс-ройса „Серебряный призрак“ 1921 года выпуска с корпусом „Парк-Уорк“[14] и массивной красной „Изотты-фраскини“ 1925 года с торпедообразным кузовом „Сала“.
Центральное место в этой экспозиции занимали трехмоторный самолет „Форд“, известный любителям авиации как „Оловянный гусь“, и железнодорожный пуллмановский вагон начала двадцатого века с надписью „Манхеттен лимитед“ на стальном боку.
По круглой железной лестнице Сандекер поднялся на второй этаж; наверху в дальнем конце ангара располагалась жилая квартира. Гостиную украшали морские древности. Вдоль одной стены тянулись полки, а на них в стеклянных витринах стояли модели кораблей.