Шейх достал из-под сиденья трещотку, потряс ею. Юный мюрид возник на пороге комнаты.
— Пришел ли божий нищий Давулбек?
— Он здесь, пирим.
— Скажи, пусть заходит.
Салахиддин-заргар не поднимал головы. Лишь по звуку догадался, что кто-то вошел в комнату и пал рядом с ним. Робко покосился на того, кто со столь громким рвением приветствовал ишана и шейха. Вместо нищего, оказывается, при ложил лоб к пышному ковру косоглазый есаул из Кок-сарая: кривая сабля гулко стукнулась ножнами о незастеленную часть пола, в глаза ювелира так и лез железный воинский шлем на склоненной голове.
— Ну, дервиш, принес ли ты вести о беглеце?
— Нет еще, мой пир…
— Это ты-то не можешь, старший средь дервишей и с некоторых пор есаул-баши во дворце? А я считал тебя проворным…
— Моя вина, пирим… не осталось такого места в столице, где бы я не побывал, такой щели не осталось, в которую не пролез бы.
— Что еще за беглец? — спросил ишан.
— Нечестивец Каландар Карнаки. Третьего дня я говорил вам о нем, мой пир… Он сбежал в день гибели султана-веро-отступника и до сих пор не найден.
— Жаль. — Ишан Ахрар недовольно покачал головой. — Доверять тому, кто побывал в руках султана-вероотступника…
— Не доверять, мой пир… я испытывал его, за ним следили… вот он. — Шейх кивнул на Шакала. — Ну-ка, оторви лоб от ковра… И ты, заргар!
Шакал приподнялся, положил руки на колени.
— Если сама земля поглотит этого дьявола, все равно я найду его, мой пир!
Шейх Низамиддин Хомуш повернул разговор в сторону от неприятного и для себя русла:
— Ну, хорошо, хорошо, ищи!.. А теперь посмотри направо. Знаешь этого человека?
Шакал не повернул головы, только искоса оглядел стоящего рядом с собой на коленях человека. Осклабился.
— Во всем Мавераннахре нет того, кто не знал бы достопочтенного.
— Так вот, сын достопочтенного ювелира, мавляна Мухиддин, говорят, брошен в зиндан… там у вас в Кок-сарае. Это известно тебе?
— Да, мой пир. Мавляна Мухиддин находится вместе с нечестивцем Али Кушчи.
— Почему? Или его не допрашивали?
— До прашивали… хвала мавляне, Он повторил те покаянные слова, что говорил здесь, у вас.
— Почему же тогда он в зиндане?
Шакал пожал плечами.
— Так решил повелитель… Пусть, мол, мавляна Мухиддин заставит раскаяться и Али Кушчи, тогда их вместе и освободят!
Салахиддин-заргар застонал. Он снова хотел пасть к ногам шейха, но грозный возглас ишана остановил его.
— Верно, верно сделал шах-заде! — Ишан поднял руку с четками, словно для того, чтоб исхлестать ими человека, который осмелился бы возразить. — Верно! Так с ними и надо поступать, с богохульниками! Не прощать их, а карать! — Ишан откинулся на подушки за спиной. — Твой сын, заргар, ел плов из одной чашки с этими вероотступниками! Не боясь гнева творца, сочинял неугодные богу трактаты! Он должен, должен теперь понести наказание! И чем сильней оно будет, тем скорей очистится его душа, погрязшая в грехах… И не плакать по сему поводу надо, заргар, а благодарить творца!