— Эмиру, может, и не пришлось видеть ее, но слышать о ней он уж наверняка слышал. Я говорю о той, что шах-заде Абдул-Азиз отобрал у сына Ибрагимбека.
Вот оно что! Эмир быстро взглянул на шах-заде, в мыслях пронеслось: «Что еще придумал этот изверг?! Мир полон нераскрывшихся бутонов, а он хочет цветок не первой свежести. Нездоровая страсть? Нет! Это месть! Месть брату, которого… уже нет в живых! О, ужас!»
У шах-заде при упоминании имени Абдул-Азиза улыбка исчезла, будто соскочила с лица.
— Ну, что же ты молчишь, эмир?
— Мне… приходилось слышать об этой розоликой, повелитель… Но…
— Что?
Эмир вытер со лба капли пота, искоса посмотрел на госпожу гарема. Шах-заде понял этот взгляд как просьбу говорить наедине, сделал женщине знак выйти. Та неохотно направилась к дверям.
Шах-заде нетерпеливо спросил:
— Так что ты хочешь сказать, говори!
— Благодетель! Эта роза побывала в чужих руках, и не в одних… Не просто так ведь сидела она в гареме шах-заде Абдул-Азиза.
Услышав снова имя ненавистного брата, Абдул-Латиф рывком поднялся с одеял, отбросил прочь пуховые подушки. Вмиг побледнев, проговорил, кривя губы:
— Вот я и… хочу попробовать… что за роза знаменитая свела с ума этого ублюдка, чтоб он в могиле перевернулся, любимчик султана-вероотступника!
Эмир попробовал незаметно отодвинуться, но взгляд собеседника будто пригвоздил его к месту.
— Ну, что замолчал, эмир? Говори дальше!
— Да, да, вы правы, благодетель, — пролепетал эмир Джандар что-то совсем несуразное. Приходя в себя, добавил уже осмысленно: — Ваше желание закон, и да сбудется оно!
Вдруг счастливая мысль, словно луч, вспыхнула в голове:
— Только… только ведь роза эта, повелитель, из цветника мавляны Мухиддина, она оттуда… Взять в гарем дочь того, кто заточен, удобно ли это для султана султанов?
На лбу шах-заде собрались морщины, тонкие усы нервно дрогнули.
— А как там мавляна Али Кушчи? Не признался?
— Признается тот, кто боится аллаха, а этот нечестивец упрямый…
— Ну, вот что! — Абдул-Латиф снова упал на подушки, вытянул перед собой кулаки. — Не признался, так пусть и сгниет в зиндане! А мавляна Мухиддин… отпусти-ка его из зиндана, эмир!
Сказав это, шах-заде взял со столика пиалу, доверху наполнил ее вином из графина; протягивая пиалу эмиру, подмигнул.
— Только тебя одного, эмир, потчую, из рук своих. Помни об этой чести.
— Благодарю вас, благодетель мой. И пусть всевышний щедро осыплет вас милостями своими, аминь!
— Аминь… Так когда же приведешь к нам ту розоликую?
Султан Джандар с трудом улыбнулся, поборол острый гнев, что впился когтями в сердце.