— Зачем? — она пожала плечами. — Это моя комната. Почему я не могу здесь делать то, что я хочу?
— Хорошо, — он тоже пожал плечами. Непросто было фиксировать взгляд на светящихся черных глазах. Взгляд срывался. А женщина хищно улыбалась, подошла, всячески подчеркивая свою принадлежность к семейству кошачьих, поигрывая длинными, тщательно заточенными ногтями. Ее глаза смеялись. Она наверняка принимала наркотики средней тяжести, причем принимала их сравнительно недавно, не заморачиваясь с умеренностью. Возрастные изъяны бросались в глаза. Кожа у нее была суховатой, имела серый оттенок, груди не обвисали, поскольку были маленькими и не создавали должной массы, но смотрелись как-то бедненько и уныло. Но женщину это не смущало. Видя замешательство посетителя, она решила поиграть, манерно потянулась к нему губами, втянула воздух носом, засмеялась. Турецкий попятился. Как-то не вписывалось в программу такое поведение объекта. Она отправилась за ним, подняла руки, демонстрируя тщательно выбритые подмышки, сделала вид, что собирается положить их ему на плечи.
— Эй, госпожа фигурантка по делу, — запротестовал Турецкий, — все это, конечно, льстит, но не могли бы вы держать себя в руках?
Трудновато становилось контролировать стабильность в данной части судна (во французской стороне). Она положила руку ему на плечо, напряглись цепкие пальчики. Женщина плотоядно задышала. Возникло паническое чувство, что сейчас она швырнет его в койку, начнет срывать одежды. А попробует сбежать, догонит, задушит в объятиях. И даже снайпер не отвадит ее от такого плана действий. А чего, действительно, тянуть? Это у кошек долгая прелюдия, у нимфоманок из стран «демократии» все гораздо проще и демократичнее…
Он уже собрался рявкнуть, чтобы она вела себя прилично, но отворилась дверь, и вошел супруг Николь Робер в полосатых штанах и с бутылкой «Шато Брио» под мышкой. «Чудненько, — подумал Турецкий. — Лаврушин застал меня в объятиях Ольги Андреевны, Робер — в объятиях Николь. Осталось Голицыну зафиксировать мой телесный контакт с Ириной Сергеевной — и можно смело отправляться на дно».
Робер приподнял брови, но данный жест отразил, скорее, удивление, чем возмущение. Николь не отпрянула, не залилась краской смущения. Она непринужденно прощебетала что-то мужу, тот отозвался в том же духе, поставил бутылку на тумбочку. «Сейчас у нас будет секс втроем, — догадался Турецкий. — Ну уж хренушки, только через мой труп».
— Николь, довольно меня лапать, — возмутился он, вырвался. Он ожидал чего угодно, но только не того, что супруги в унисон засмеются. Ох уж эти бесстыжие западные нравы!..