— Их дают в городах, а не геологам.
— Человек-то спасён.
— Эта медаль вообще не нужна, — заявил геофизик.
— Почему же?
— Я ведь тоже спасённый. Упал в шурф, и меня по грудь засыпало. Рыхлый галечник, стенки без крепления, а глубина метров восемь. Начальник партии спустился, откопал и вытащил. Опаснее было, чем в воде. Мы вылезли, и две стенки сразу осели. Какую ему давать медаль? «За спасение в шурфе»?
— Ну, на все случаи жизни медалей не придумаешь, — осторожно возразил Рябинин.
— И не надо. Есть медаль «За отвагу».
— Это фронтовая медаль.
— А отвага не бывает фронтовой или мирной. Отвага есть отвага.
Вересов спорил. Спорят тогда, когда уверены в правоте. Но факт преступления бесспорен. В какой же правоте уверен геофизик?
— Скажите, а медаль «За правду» нужна?
Вересов его понял. Рябинин вгляделся в лицо геофизика: ведь понял. Следователю даже показалось, что, не имей Вересов такой загорело-дублёной кожи, которая бывает у людей, работающих под открытым небом, он покраснел бы.
— Смотря что считать правдой, — сдержанно ответил геофизик, но теперь он говорил уже не о медалях.
Широкие плечи. Короткая тугая шея. Лицо будто вырезано из тёмного дерева, а потом отшлифовано ветрами, дождями и солнцем. Прямой широкий нос держит массивные очки. Чёрные волосы без единой седой волосинки неожиданно отливали чуть заметной белизной, словно сбоку подсвечивала лампа дневного света, — солнце не сумело выжечь истинно чёрный цвет и только его припудрило.
Рябинин не любил чисто интеллигентную внешность. Не любил он и внешность, которая говорила только о физическом здоровье и силе. Человек состоит из материи и духа, и обе эти сути должны слиться в его внешности. Спортивный интеллигент или интеллигентный спортсмен, рабочий-интеллигент или интеллигентный рабочий. Кажется, у Вересова это слилось. Впрочем, могли путать большие модные очки из пластмассы и нержавейки.
— Я считаю правдой то, что доказано свидетелями, — ответил Рябинин.
— Тогда вам легче.
— Хотите сказать, что была и другая правда?
— Ничего я не хочу сказать.
— Вынужден спросить о том, о чём вас уже спрашивали: почему ударили жену?
Вересов опять усмехнулся — теперь недобро.
— Вынужден повторить ответ: не знаю. Какое-то временное помутнение.
— Экспертиза этого не подтвердила.
— Я не разбираюсь в психиатрии, — как можно наивнее ответил он.
Рябинин помолчал и тихо удивился:
— Неужели спасти человека легче, чем сказать правду?
— Не понимаю следователей, — повысил голос Вересов, поправляя очки и скрипя стулом. — Такое впечатление, что у вас тут другая мораль…