Ишша хотела жить. Пусть в Темнице, в этой мерзкой воде, но хотела. Потому что ждала того, кто ей пообещал: «Я выпущу тебя на свободу. Я научусь, и заберу тебя отсюда. Я дам тебе возможность отомстить. Просто жди».
И Ишша ждала.
Ишша не знала прошли тысячелетия или века, а может быть, просто минуты. Плавая в воде, она ждала. Ждала. Ждала…
А потом, однажды, вода исчезла. Вся. Мгновенно. И Ишшиаррас открыла глаза. Над головой высоко-высоко был потолок огромной пещеры, из странного серого камня. Факела были какие-то странные. И пахло вокруг не влажными джунглями и гнилью, а чем-то совершенно непонятным. Но очень меркзим.
Самым важным было другое. Ишша медленно села в гробу, в пещере, где стояли еще десятки таких же гробов, и торжествующе расхохоталась!
Она — жива! Она жива! Больше никакой воды! Больше никакой Темницы! Она — на свободе!
Первая душа — ожила…
Зеркала, бесчисленные зеркала окружали его. Но в них отражался не он, а тот, из-за кого он стал таким. Мистраль смотрел на него изо всех этих зеркал. Он звал его, ждал. Но каждый раз, когда Миниграль почти добирался до зеркала — оно рассыпалось пылью. И пыль эта устилала пол, мешая двигаться дальше. Миниграль проклинал Неведомых, убивших его. Он ненавидел их… и жаждал мести. Еще он ненавидел Ночь — он знал, что Мистраль где-то здесь, в ее царстве. Он ненавидел ее за то, что она не позволяет им быть вместе, ведь Мистраль зовет его из этих зеркал! Только бы добраться…
Но Миниграль продолжал бороться, он жаждал мести и жаждал быть вместе с Мистралем… и эта жажда не давала ему исправиться и покинуть Темницы.
Но неожиданно все переменилось, словно гул камертона пронесся вокруг и все зеркала лопнули.
А когда осела пыль, вокруг был странный серый камень, мерзкая вонь вместо привычных ароматов и десятки гробов. Он сам сидел в гробу и потрясенно смотрел вокруг. Зеркал больше не было — он был свободен!
Седьмая душа ожила…
Не все здесь были такими, как они. Был и другой…
В Чертогах Ночи он наконец обрел покой после своих скитаний. Его длинный, безумно длинный путь подошел к концу и он обрел дом. В Чертогах он встретил тех, кого при жизни звал друзьями, друзьями они остались ему и здесь. Здесь никто не желал возрождения. Сюда не попадали насильно. Ночь была мудрой хозяйкой, она давала выбор — мозаика или ее Чертоги, и гости его делали. И он был из тех, кто был не против продолжить жить, пусть и в посмертии. В покое. Без давления ответственности.
Он жил здесь и наслаждался заслуженным отдыхом.
Пока все не изменилось.
Они ощутили это одновременно, тревогу — вторжение в мозаику и Тюрьму. Побег из Темниц… Кто был ближе — бросился туда, чтобы помешать заключенным вырваться на волю, ведь никто не знал, чем это обернется.