За оградой, на подъездной дороге, раздался громкий цокот подков. Заржал конь, и послышался условленный свист. Девушка поднялась и стала неторопливо прощаться:
— Ну, вот и все, бабушка! Возможно, я никогда больше не приеду, чтобы навестить твое последнее пристанище! Но я знаю, что тебе сейчас покойно! Боль прошла!.. Моя милая, родная бабушка, на твою долю выпало столько страданий! Даже доктор сказал, что ты — мужественная женщина и ушла в вечность с молчаливым достоинством!.. Моя драгоценная бабушка, знай, что я навсегда сохраню светлые воспоминания о тебе! Я люблю тебя, миссис Абигейл Гибсон!
Снова раздался свист. Оливия вздрогнула и в досаде повела плечом, потом, вздохнув, вытерла лицо подолом широкой мужской рубахи, отряхнула с коленей прилипшие кусочки песчаной почвы и медленно зашагала по узкой, выложенной обтесанными камнями тропинке, по-мальчишечьи упрямо засунув руки в карманы, но по-девичьи печально опустив голову.
Оливия понимала, что уехать все равно придется. От отца, которого ей на людях приходилось называть дядей Фрэнком, давно не было никаких вестей. Он даже на похороны не приехал. Девушка привыкла не обижаться на него, но в такие минуты особенно остро ощущала свои одиночество и заброшенность. Оливия знала, что самое страшное в мире — быть никому не нужным человеком.
Теперь ей предстояло подчиниться последней воле покойной бабушки, хотя Оливию это совершенно не устраивало. Она даже обратилась к адвокату, чтобы опротестовать бабушкино завещание, но тот заявил, что оспорить последнюю волю покойной миссис Абигейл Гибсон никто не вправе. По крайней мере — до совершеннолетия Оливии.
Почувствовав, что жизнь покидает ее, миссис Абигейл Гибсон попросила доктора, чтобы он пригласил нотариуса. Мистер Джордж Линдберг явился незамедлительно. Вскоре было составлено завещание, в котором миссис Гибсон назначала опекуном своего единственного внука не его родного отца, а малознакомого человека — мистера Бернарда Дугласа, холостяка-мустангера, правда, основательного, серьезного и делового джентльмена. Нотариус, человек трезвого ума и крепких нервов, был несколько обескуражен подобным поворотом событий, но оспаривать последнюю волю миссис Гибсон не стал. Он пригласил в свидетели доктора, завещание было заверено, и Джордж Линдберг удалился, оставив в руках озадаченного Берни Дугласа документ, регламентирующий дальнейшую жизнь Оливера Гибсона.
Доктор по-прежнему каждый день наведывался в садовый домик и подбадривал больную, пророча ей скорое выздоровление. Миссис Абигейл Гибсон молча выслушивала его успокаивающие речи, читая свой приговор в его взгляде, и наконец заявила сэру Гэбриэлу Пойнсетту, что невыносимо устала от его милосердного, но лживого оптимизма. Доктор обиделся и больше не появлялся в домике умирающей женщины. Глаза покойной закрыл ее знакомый пансионер мистер Берни Дуглас. Он же нашел и женщин, подготовивших миссис Гибсон в последний земной путь.