— Хоть бы подмел в комнате! Уж больно насорил ты сегодня!.. — усмехнулся опекун. — Ладно, упрямец! — мирная речь, несвойственная Берни в последние дни, давалась мустангеру с большим трудом. — Ты меня одолел, Оливер! Черт тебя побери, малый! Будь по-твоему! Но смотри, чтобы к утру все было готово в дорогу!
Оливия еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею и не завизжать от восторга! Берни Дуглас! Берни Дуглас! Каким милым и привлекательным он может быть! Родным и близким, точно ее папочка (а для всех — ее дядя Фрэнк)!
— Хорошо, Берни Дуглас! — как можно спокойнее пробормотала она. — Наконец-то ты понял мою правоту, Берни! — надо было сдержать свое ликование и не выдать себя неосторожной фразой, несдержанным замечанием. — Я буду делать все, что ты прикажешь, Берни Дуглас!
— Вот и договорились, Олив! Постараюсь попусту не обижать тебя, малый! Но мужчину из тебя воспитаю, обязательно! — голос мистера Дугласа снова стал суровым. — И для этого я использую все доступные средства, Оливер Гибсон!
На душе у Оливии внезапно стало радостно. Она согласно кивнула, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не засмеяться. Когда же Берни Дуглас тихо прикрыл за собой дверь, и шаги его отдалились от домика, направляясь в сторону конюшни, Оливия довольно взвизгнула, а потом прошептала сквозь душившие ее смех и ликование:
— Как бы не так, мистер Дуглас! Мужчину вам из меня воспитать никак не удастся! Ни за что!!!
На рассвете Оливию разбудил решительный стук в раму. На фоне светлого оконного проема четко прорисовался силуэт статного широкоплечего мужчины.
— Просыпайся, мистер Лежебока! — знакомый голос будил Оливию несколько ворчливо, но, как ни странно, вместе с тем доброжелательно. — Пора ехать! Впереди длинная и непростая дорога, Олив!
— Доброе утро, мистер опекун! Я сейчас! — она выскочила из-под одеяла и стремительно оделась. Затем принялась скручивать перину в тугой рулон, складывать подушки, заворачивая все это в большой кусок мешковины и увязывая веревками. Остальные вещи были уложены еще позавчера.
Схватив ведерко, Оливия метнулась к хлеву. Берни Дуглас, пораженный ее стремительной переменой, удивленно отступил с крыльца, уступая дорогу.
— Пожалуйста, Берни, пусть кто-нибудь из работников разберет пока мою кровать и положит в фургон! — не задерживаясь и словно бы не обратив внимания на вновь вспыхнувшее в глазах мистера Берни Дугласа раздражение, девушка пробежала мимо. — Дейзи! Милашка! Маргаритка моя ласковая! Иду! Уже иду!
Мысленно она уже прощала молодому человеку многое. «Хочешь браниться, дорогой? Бранись, сколько тебе влезет! Пожалуйста! Хочешь злиться? Злись, пожалуйста, дорогой Берни! Но тебе все-таки пришлось уступить мне!» — торжествовала про себя Оливия. В сердце звучали фанфары победы!