— Пойдёмте, что ли, в дом чай пить, — пригласила старушка. — Чай у меня вкусный, из таёжных трав.
В доме Варвары Матвеевны и Светы всё говорило о том, что здесь давно ни к чему не прикасалась мужская рука.
У стены аккуратно составлены баночки с вареньями, на столе, покрытом вышитой скатертью (такая же вышивка — с цветочными узорами — на занавесках), в гранёном стакане — букет засушенных с осени разноцветных листьев. Зеркало, большое, в позолоченной раме, не прибито к стене, как положено, а нижним краем уходит за тяжёлый сундук, чтоб невзначай не свалил рыжий котище, развалившийся посреди хаты на медвежьей шкуре — пожалуй, единственного свидетельства, что когда-то в доме был охотник.
Старушка словно прочитала мысли Нины и поспешила её огорошить:
— Медведя внучка убила.
— Как убила? Из ружья? — изумилась Нина, глядя на хрупкую Светлану.
— Из какого тебе ружья? Ружьём можно шкуру испортить, — продолжала говорить загадками старушка, разжигать любопытство.
А Светлана юркнула за вышитую занавесочку и взяла с подоконника кинжал.
— Вот, — показала она гостье. — Его и всаживают медведю в живот. — Она сделала в воздухе резкое движение рукой, сжимающей оружие. — Только надо подпустить его поближе…
— А как же добраться до живота, если он на четырех лапах? — удивилась Нина.
— К невинным девушкам он всегда подходит на задних лапах, — пояснила Варвара Матвеевна. — В это время, когда он приближается, и надо воткнуть кинжал.
— А как же медведь узнаёт, невинна девушка или нет? — продолжала удивляться Нина.
— Никто не знает, — продолжала играть кинжалом Светлана. — Может быть, запах у нас какой-то особенный, который медведю нравится. Или не любит запах мужчины… У нас недавно одна медвежья невеста влюбилась, потеряла и голову и целомудрие. И пошла на медведя — думала, сойдёт с рук. Задрал её косолапый…
— Раньше девушки честь свою блюли, — вздохнула Варвара Матвеевна. — Позором до свадьбы подпустить к себе было, и грех большой. Это сейчас бесстыдство развели. Вон Клавка-марийка в тринадцать лет родила…
— Бабушка! — обняла старушку внучка. — Что нам других судить-рядить? У них своя жизнь, у нас — своя.
— И двух дочерей беременных козявками выдала, — не унималась старушка. — Одна Зойка, младшая всё дома сидит, да песни поёт.
— Слышала уже, что косолапый опять натворил? — вскинула брови Светлана.
— Нет, это ж ты, как сорока на хвосте, мне все новости приносишь.
Светлана покачала головой:
— Чувашки с медведем в лесу повстречались… — девушка как-то странно улыбнулась, и уголках её глаз читалось и сожаление, и даже какая-то мстительность.