Сейчас меня добьют. Но тут я попадаю в разрывы зенитных снарядов. Зенитки по-свойски меня окрестили, зато я избежал повторной атаки «мессершмитта» – быть может, гибельной. Потом на аэродроме, где за «мессерами» наблюдали, я узнал, что они все время находились в стороне от аэродрома на высоте более 3000 метров, прикрывая действия «Мессершмиттов-110».
Меня качнуло влево. Потом вправо. Зенитный снаряд попал в левый бок машины, еще один – в хвост. Самолет клюнул носом. Я еле удержал его на высоте 500 метров.
Все вражеские самолеты ушли на запад. За ними погнались, взлетев с аэродрома, наши истребители. Но они опоздали. А я не мог к ним примкнуть. Куда там! Мой самолет совсем изранен, рулевое управление нарушено. И обиднее всего, что противник уходит, а мне даже не удалось открыть огонь. Я упустил время – где-то на маневре потерял драгоценные секунды. Не было у меня сноровки, не умел я еще быстро сближаться с врагом.
Самолет еле держался в воздухе. Не выпрыгнуть ли с парашютом? Но я сейчас же отогнал эту мысль. Твердо решил посадить израненную машину.
Иду на посадку. Самолет плохо слушается рулей. Скорость падает. Гидросистема вышла из строя – выпустить шасси не удается. На помощь приходит спокойствие, знание материальной части и правил. Решаю применить аварийный способ выпуска шасси. Проделав все, что надо, жду.
Мучительное ожидание! Если шасси выпустится, на щитке в кабине загорятся зеленые лампочки. Нет, где-то пробито. Выпуск опаздывает. И вдруг я почувствовал дополнительное сопротивление. Толчок, и скорость начала гаснуть еще больше. Ясно – шасси выпало из гондол. И тут же вспыхнула одна лампочка, за ней другая.
Но казалось, самолет, получивший дополнительное сопротивление, вот-вот упадет. Снова еле его удержал.
Приближался решающий миг – приземление. Смотрю на аэродром: там кое-где полыхает огонь. На посадочной площадке виднеются воронки от бомб.
Внушаю себе: спокойно, спокойно, не торопись. И это мне помогает. Мысль работает четко, действую уверенно, хладнокровно, как никогда. С тех пор спокойствие всегда появлялось у меня в трудную минуту. Все силы, все умение направлены на одно – на спасение самолета.
И вот я иду на посадку. Самолет коснулся земли. На душе стало легче. Но впереди воронки – как бы не угодить в яму.
Машина накренилась вправо, чуть не опрокинулась. Левое колесо побежало по куче земли, выброшенной при взрыве бомбы. Самолет бросило влево, но воронки удалось избежать. Я удержал его. Казалось, он вот-вот развалится. Пробег закончен. Заруливаю на стоянку. Не верится, что самолет не рассыпался на части. Ну и вынослив же мой «Лавочкин»!