И вот 3 сентября войска Центрального фронта освободили Шостку. Два долгих года я так мечтал об этом дне. Но тревожные мысли омрачали мою радость. Враг, отступая, мог стереть с лица земли Ображеевку. Возможно, что оккупанты угнали всех близких на каторжные работы в фашистскую Германию.
Узнав об освобождении Шостки, я сейчас же снова написал отцу, послал запрос в сельсовет.
Несколько дней прошло в тревожном ожидании. Как-то, вернувшись с боевого задания, я, по обыкновению, возился у самолета вместе с механиком. Вдруг издали услышал голос адъютанта эскадрильи. Он торопливо шагал, помахивая конвертом. Сердце у меня дрогнуло, и я бросился к нему навстречу.
Он протянул мне два письма. Подбежал Мухин, за ним еще несколько товарищей. А я держал конверт, видел почерк отца и не верил своим глазам. Ребята окружили меня. А я только и мог выговорить:
– Батя жив! Жив!
Слезы застилают глаза, мешают читать.
Дорогой сынок Ваня!
Все мы вместе желаем вам, фронтовикам, удачи, победы над врагом, боевого и смелого духа. До чего же ты обрадовал меня своим письмом! Что тебе писать о нас? Где теперь Яков и Григорий – не знаю. Григория угнали в рабство фашисты. Яша с первых дней в боях. Саша тоже прислал письмо, беспокоится о тебе. Он на Урале – высылаю его адрес. Мотя с ребенком живы. Наше село фрицы не успели сжечь. Снаряды близко падали, да сгорели лишь две хаты. Я лежал, прижавшись к земле, – не повредило. В родном селе твоей мамаши, Крупце, сожжено много домов. Односельчан наших – тринадцать человек – убили. Нашего соседа, старинного друга Сергея Андрусенко, фашисты замучили в здании техникума, где ты учился. Еще замучили там восемьсот человек.
Я знал, что врагу не быть хозяином на нашей земле, потому что наша Родина могуча, непобедима. И мы все вместе – великая сила, которая сокрушит врага. Радуюсь, что ты бьешь фашистов. Только, Ваня, не заносись и честно выполняй свой долг перед Родиной. Я, Ванюша, за эти тяжелые годины сильно состарился, но сейчас снова работаю. Наш колхоз оказывает мне помощь. Жду от тебя письма, дорогой сынок. Передай от меня привет всем своим друзьям. Пришли мне свои фотокарточки, снимись вместе со своими товарищами. ...
Твой отец Никита Кожедуб.
И еще две строчки приписал отец:
Вспоминай, Ваня, мамашу,
Защищай ты страну нашу.
Я плакал, и мне не было стыдно своих слез. А Вася Мухин читал письмо вслух, и голос его дрожал от волнения.
Не передать, какую лютую ненависть к гитлеровцам, какую нестерпимую скорбь о погибших почувствовал я, прочитав письмо отца. Не укладывалось в голове, что немецко-фашистские захватчики угнали в рабство многих моих земляков. И вместе с ними Григория, тихого, не умевшего за себя постоять, – этим всегда пользовались кулаки, на которых он батрачил. Не мог я себе представить, что фашисты превратили в застенок шосткинский техникум и замучили там сотни и сотни советских патриотов, среди которых был отважный красный партизан Сергей Андрусенко. Не знал я тогда, что среди них был и комиссар аэроклуба коммунист Кравченко, в 1941 году оставленный райкомом партии на подпольной работе в немецком тылу. Об этом я узнал после войны.