Но там мне отказали. Мастер сказал:
– У нас детей не принимают. Подрастешь, тогда и приходи.
Дома я чуть не плача рассказал обо всем отцу. Он меня успокоил:
– Вот выйду на работу, постараюсь пристроить тебя на завод. А потом и ремеслу обучишься.
Но я не хотел ждать и на следующий день отправился в город – посмотреть объявления о приеме на работу. Долго ходил по улицам, но ничего подходящего не нашел. И вдруг мое внимание привлекли звуки духовых инструментов. А может, в духовой оркестр принимают? Я спросил у старика прохожего:
– Дедушка, не знаете, учеников в духовой оркестр не принимают?
– Сходи сам в воинскую часть, там тебе растолкуют. Может, и подойдешь. У них в музыкантском взводе есть воспитанники. Говорят, кормят там хорошо, обмундирование дают.
Прохожий указал мне дорогу, и я недолго думая отправился в путь.
Все громче раздавались пронзительные звуки духовых инструментов: очевидно, упражнялись ученики. В будке у ворот стоял часовой с винтовкой, я уже видел боевые винтовки со штыками на маневрах у нас в деревне. Часовой напомнил мне брата Якова – на нем была такая же форма. Я свободно и доверчиво подошел к нему. Постоял, разглядывая винтовку, спросил:
– Дяденька, а где тут учеников в духовой оркестр набирают?
Он посмотрел на меня, засмеялся:
– Иди-ка, хлопец, домой. Подрасти сначала.
И я побрел домой, не добившись толку, обиженный и уязвленный до глубины души.
Отец заметил, что я приуныл, и снова дал мне совет:
– Пошли-ка заявление в техникум, где на художников учатся. А там видно будет.
Не зная, куда мне обратиться, я решил послать заявление в Ленинград – прямо в Академию художеств. Так и сделал. Коротко написал о себе, попросил ответить, в какое учебное заведение я бы мог поступить. Само слово «академия» казалось мне строгим, значительным. Робость меня охватила, когда я опускал конверт в ящик.
Ответ из Ленинграда пришел скоро. Сообщались условия приема в художественный техникум. Были они нелегкими. «Нет, мне не подготовиться, – думал я. – Да если б и подготовился, вряд ли удалось бы поехать».
И отец сказал:
– Я так думаю, Ваня: дюже далеко ехать, расход большой да и одет ты плохо. Я болею. Мать тоже. Куда от нас, стариков, поедешь? Что делать, сынку… Ты еще молод, и рисование от тебя не уйдет. – И он снова пообещал: – Вот выздоровлю, на завод тебя пристрою.
На том мы и порешили. И я пошел к Нине Васильевне – поговорить с ней, посоветоваться.
– Ну что ты, Ванюша, решил? Что будешь делать? – спросила она, угощая меня чаем, как семь лет назад.
Я рассказал о нашем решении и добавил: