Фиона поцеловала меня в лоб.
— Не все еще кончено. Ты снова станешь таким, как прежде.
Я покачал головой.
— Это, — промолвил я, — как в последней главе «Алисы». Мне кажется, если я крикну: «Ведь вы — всего лишь колода карт!», вы вспорхнете в воздух пригоршней раскрашенных картонок. Не поеду я с вами. Оставьте меня здесь. Да и кому я нужен — джокер?
— Сейчас я сильнее тебя, — сказала Фиона, — так что ты едешь.
— Нечестно, — промямлил я.
— Да ты доедай, доедай. Время еще есть. Я вернулся к прерванной еде.
— Тут твой сын, Мерлин, — продолжила она абсолютно будничным голосом. — Хочет посмотреть на папашу. Позвать?
— Пленный?
— Да не то что бы. Он не участвовал в битве — просто пришел сюда и попросил о встрече с тобой.
Я молча кивнул, Фиона исчезла. Я оставил еду и еще раз глотнул вина. Мне было, мягко говоря, не по себе. Ну что, спрашивается, скажешь взрослому сыну, о существовании которого ты не догадывался чуть не до вчерашнего дня? А как такой сын может относиться к отцу? А знает ли он, что решила Дара? И как мне вообще с ним себя вести?
Родственники мои держались слева, на почтительном от меня удалении. Я смотрел, как Мерлин отделяется от группы, идет… Я давно уже задавался вопросом, с чего это меня оставили в таком гордом одиночестве? Чем больше я принимал посетителей, тем очевиднее становился ответ. И с отъездом они не иначе как из-за меня тянут.
Влажный ветер, долетавший со стороны фейерверочно-яркой грозы, крепчал. Мерлин шел и смотрел на меня. Ничто в его лице, так похожем на мое собственное, не показывало, что происходит знаменательное событие. Как, интересно, чувствует себя Дара — сейчас, когда давнее ее пророчество о всеобщем уничтожении сбылось — или почти сбылось? Я задавался вопросом, какие у нее отношения с сыном. Я задавался очень многими вопросами.
Он наклонился и пожал мою руку:
— Отец…
— Мерлин…
Я посмотрел ему в глаза и встал, так и не выпустив его ладони.
— Не вставай, не надо.
— Ничего, — Я на секунду обнял его. — Я очень рад. Слушай, — добавил я, — давай выпьем.
И протянул Мерлину фляжку — тактический маневр, призванный скрыть то, что я не знаю, о чем с ним говорить.
— Спасибо.
Он сделал глоток и тут же вернул мне фляжку.
— Твое здоровье, — провозгласил я и тоже глотнул. — Извини, что я не могу предложить тебе стул.
Я сел на землю. Мерлин последовал моему примеру.
— Похоже, — произнес он, — никто из них не знает, чем ты занимался. Кроме Фионы, но она только и сказала, что тебе пришлось очень тяжело.
— Ладно, — отмахнулся я. — Главное, что я сюда добрался — тебя вот хоть увидел Ты бы, сын, рассказал о себе. Какой ты? Как с тобой обходилась жизнь?