— И не снилось, — искренне сказал я.
— Вот Амбал пидорастов жарит, — сказал Гена. — А я в основном дрочу. И уж так привык в лагере, что на свободе, в этот раз, когда вышел, так и не смог с бабой. Неинтересно. Мозги совсем свихнулись. Вот поглядеть бы да подрочить, а так, с бабой, неинтересно. — Гена помешал в кружке с чифиром. — Ничего, скоро на свободу. Еще полтора года осталось.
— А что будешь делать? — спросил я.
— Наверное, поменяю профессию. Воровать начну.
— Не стоит, — возразил Амбал. — Лучше стопарить. Подошел, отнял, пропил — любого останавливай, нечего голову ломать.
— Ну уж любого!.. — не согласился я. — А если человек будет сопротивляться?
— Чего? — удивились в один голос стопарилы. — Как это сопротивляться? Ведь если человек идет грабить, так он знает, что делает. Это же его работа. Мало ли что он припас в кармане? Да вот хоть и я, попал бы к стопарилам, — тоже отдал бы, что просят. Куда денешься? Ведь душу вынут.
— Ну, бывают же смелые люди, — настаивал я.
— Ерунда, — сказал Амбал. — Я вот, помню, настолько обнаглел, что один раз, среди бела дня, двоих остановил. Два мужика здоровенных, а отдали все. Даже кольца. А потом я у одного заметил в кармане бутылку водки. Так я за нее потянул — в это время он мне как даст в челюсть! Да так удачно приварил, что я с копыт долой слетел. Ну, они и бежать со всех ног. — Амбал засмеялся. — Вот ведь народ русский. Когда дело до водки доходит, — ничего святее нет. Родную мать продаст, собственной жизни не пожалеет. А кроме этого, никаких случаев не было, чтобы сопротивлялись.
— А я бы не отдал, — продолжал я храбриться. — Трудно, что ли, двинуть?
— Куда бы ты делся? — сказал Генаша со всегдашней смущенной улыбкой. — Еще торопился бы снимать с себя пиджачок.
— А как ты грабил?
— Как? Выходим обычно, когда темно. Был у меня подручный. Ну, я просил отдать.
— Как просил? Грозил чем-нибудь? — спросил я.
— Ну-у, — махнул Гена рукой, как будто его пытались обвинить в чем-то постыдном. — Обыкновенно, подходил и говорил, как вот сейчас с тобой.
— Покажи, Гена, — попросил я, — не представляю, как грабят.
Что меня поражало в лагерниках, — так это изумительный актерский талант и умение производить желаемое впечатление. И вроде, на первый взгляд, обезьяна обезьяной, и с мозгами и внешностью обезьяньей. А уж если подойдет что-нибудь просить, — так улыбнется ослепительно, как великий актер перед кинокамерой, а уж если грозить начнет — так поджилки трясутся. Но Гена-то был и среди лагерников человек незаурядный, а какой зэк не хочет произвести впечатление?