— Я, пожалуй, лягу на нары, — сказал Филиппок. — Когда свернешься, теплее кажется.
Филиппок улегся, и снова наступила тишина. Ну и холодище! И время будто тоже застыло. Сквозь заросшее инеем и льдом крошечное окошечко ничего не увидишь, даже свет и то не пробивается. Хоть вой с тоски!
Филиппок завозился, укладываясь поудобнее на холодных нарах.
— Не спится, — сказал он. — Холодно. Вот выйду, обязательно зарежу его, суку. Бритвой полосну его по глотке, я у парикмахера мойку[16] спер. Опасной лучше всего резать. Если по роже дать — человек сразу падает. А по пузу если шлепнешь — все разваливает. Сквозь телогрейку, сквозь все проходит. Хорошая штука. У-у-у, а пузо смешно резать. Я себе у кума в кабинете в позапрошлом году пузо резал — так шкодно оно лопается. Звук такой — пак, пак. Гы-ы-ы.
Филиппок заснул.
— Задремал, бродяга, — сказал Вульфович. — Мы тут совсем не спим. Так, иногда вздремнешь немного.
— Странно, тебя называют Вульфович, — сказал я. — Ты еврей?
— Еврей. Это мое отчество. Ты тоже меня называй так, если хочешь. — Вульфович улыбнулся. — Обычно в лагерях евреев называют жид. Но меня все называют Вульфович. Меня во всех лагерях знают. Это у меня уже двенадцатая судимость.
— Ого! И чем ты занимаешься?
— Так сразу и не объяснишь, — ответил он. — Вот, последний раз…
Последний раз Вульфович вышел с твердым решением завязать. Устроился рабочим на завод. Через полгода его сделали мастером. Голова у бывшего зэка имелась, а кроме того — умение ладить с людьми, завязывать дружеские отношения, вызывать к себе доверие… Вульфовича сделали заместителем начальника цеха. Дни и ночи он проводил на производстве, и результаты были поразительные. Ему предложили должность старшего диспетчера. Вульфович и там себя показал. Он так наладил работу, что все двигалось, как в часовом механизме: после двух-трех утренних часов и делать-то было нечего. И в этом крылась главная опасность.
Выйдя как-то с завода по делам, Вульфович случайно остановился возле небольшого магазина. Он ничего не замышлял, им двигали исключительно «профессиональные» инстинкты. К нему подошли две женщины.
— Вы, случайно, не работник магазина? — спросила одна из них.
— Да, — машинально ответил Вульфович, осознавая в этот миг, что пропал.
— Не могли бы вы нам помочь купить гарнитур? — дрожа от волнения, заговорила женщина.
— Можно, — согласился Вульфович. — Я сейчас поговорю с директором. Но, между нами, вам придется ему немного заплатить.
— Какой разговор! — закудахтали женщины, хватаясь за сумочки. — Мы сейчас же, только скажите сколько.