Утка в яблоках (Костюнин) - страница 2

Ещё эпизод: нас везут на каторгу в переполненном вагоне с нарами. Ни радостей, ни горя я не чувствовала. Помню только, что всю дорогу мы ели вкусную жирную селёдку. Потом хотелось пить. Телятник подолгу стоял в тупике. На одной из станций я даже на время потерялась.

Отца отправили в концентрационный лагерь, в Заполярье, а нас с мамой на поселение в Сибирь.

Приехали на место.

Название станции мне тогда было ни к чему. Сразу в тайгу. Жильё барак с нарами. Спали все вповалку, не разбирая своих и чужих. Маму увезли на дальнюю базу валить лес.

Я осталась без мамы.

С чужими мне, больными и старыми людьми.

Первые уроки русского мне преподавал чахоточный парень. Он постоянно находился в бараке - его дни были сочтены. Но юноша не унывал: играл на гармошке, пел частушки. Меня он охотно обучил одной. Я, карелка, не понимала смысла слов, но сразу подкупила мелодичность незнакомого языка:

На х..й, на х..й, мне жениться,

на х..й, на х..й, мне жена:

куплю новую тальяночку,

бутылочку вина.

Больше мы ничего не разучивали наизусть. Он считал, что уже и с таким словарным запасом в жизни не пропадёшь.

В ночной рубашонке, босоногая, я задорно отплясывала под гармошку. Так всем хотелось угодить и понравиться, не могу.

Произношение поначалу было не очень, но когда через два месяца состоялось свидание с мамой, я уже свободно, без акцента, отчеканила номер своей программы. Та расстроилась: "Чему учите ребёнка?" А мне сказала: "Оля, никогда не пой, это плохие слова".

Восковой, болезненный парень не был злым: я не помню, чтобы он меня обижал. Да там никому до меня и не было дела. Люди не успевали со своей-то бедой ...

Я и сейчас не знаю, кто меня спать укладывал.

Наверное, сама забиралась на нары - и без колыбельной. Под одеялом тепло, как в пуховом гнёздышке. Лежишь, и слышишь, как дурит за окном вьюга, стучится к тебе. Но здесь, на людях, совсем не боязно. Сожмёшься комочком - и засыпаешь.

А иногда мама брала меня с собой в лес, в таёжную избу. Пока все на работе, я одна...

Вечер. Темно. Огненные блики, вырываясь из печки, беспокойно мечутся по стенам. Ветер зло подвывает. Ой!... В сенях вроде скрипнул кто-то ...

Страшно.

Нет ничего страшнее страха.

Заберусь в овчинный тулуп, что висел над нарами, и стою - не дышу.

Скорее бы мамочка пришла...

Позже мы переехали в село Берензас, где нас поселили уже в отдельном доме. О том, куда девались прежние хозяева, спрашивать не приходилось.

Предгорье Алтая называют иначе горной Шорией.

Рядом глухая тайга и горы! Коренное население - шорцы, охотники и рыболовы. "Глаз узкий, нос плоский - совсем русский". Приходили, предлагали рыбу, но покупать было не на что.