Даже когда блеснула сталь, Нимуэ не дрогнула, однако теперь наконец-то сдвинулась с места. Она поднялась с табуретки, отошла к окну. Встала там, спиной к гостю, выглянула наружу. Под открытым окном росла груша, в ветвях пел черный дрозд.
Не оборачиваясь, Нимуэ заговорила:
— Принц Мордред, я не сказала, что Артур погибнет от твоей руки или даже через твои поступки. В силу твоего бытия, вот и все. Так что убей себя здесь и сейчас, если угодно, но возможно, что благодаря твоей смерти рок настигнет его куда раньше.
— Но тогда… — в отчаянии начал он.
Нимуэ наконец-то обернулась:
— А теперь послушай меня. Если бы Артур убил тебя в младенчестве, вполне могло бы случиться, что подданные, возмущенные подобной жестокостью, восстали бы против короля и в этой смуте Артур нашел бы свою смерть. Если ты убьешь себя сейчас, может статься, твои братья обвинят Артура и станут искать его гибели. Или даже сам Артур, услышав недобрую весть, сломя голову поскачет сюда, в Яблоневый сад, упадет с коня и расшибется насмерть или останется беспомощным калекой, наблюдающим, как королевство рушится на его глазах. — Чародейка воздела руки. — Теперь ты понял? У судьбы не одна стрела. Боги выжидают за непроглядной завесой.
— Значит, они жестоки!
— Ты в этом уже убедился, разве нет?
Мордред вспомнил тошнотворный запах сгоревшей хижины, отполированную морем кость в руке, тоскливый чаячий крик на взморье.
Он встретил взгляд серых глаз и прочел в них сострадание.
— Что же человеку делать? — тихо проговорил он.
— Всем нам остается одно, — ответила Нимуэ. — Жить тем, что приносит жизнь. Умереть так, как назначит смерть.
— То мрачный совет!
— Да? — отозвалась чародейка. — О том тебе неведомо.
— Не понимаю.
— Так пойми: тебе неведомо, что сулит жизнь. А я могу сказать тебе лишь одно: сколько бы лет жизни вам с отцом ни отпущено, годы эти увидят, как сбываются честолюбивые замыслы, и принесут исполнение желаний и заслуженную славу как ему, так и тебе.
Мордред надолго умолк. На столь многое он не уповал и не рассчитывал; не ждал, что Нимуэ даст ему не только обоснованную надежду, но и обещание достойно прожитой жизни.
— Значит, мне нет смысла уезжать от двора и жить вдали от короля? — спросил он.
— Нет.
Мордред впервые улыбнулся.
— Потому что мне должно оставаться в пределах видимости? Потому что стрела при свете дня лучше, чем клинок во тьме?
В ее ответе тоже ощущалась тень улыбки.
— Ты такой же, как он, — только и сказала чародейка, но тягостное напряжение отчасти схлынуло. Суровая дама, ничего не скажешь. Красива, да, но Мордред скорее коснулся бы рассерженного сокола.