Дружным смехом окружающие одобрили весёлый рассказ чабана. Посыпались шутливые реплики, восклицания.
— Как же ты там, в Каракумах, узнал, что кульче здесь обжилась? — спросил кто-то, жалея расставаться с шуткой.
— А так и узнал, — ответил Сары, подмигивая. — Лежу однажды ночью — голос чей-то меня зовёт. Прислушался — кульче кричит, жалобно так кричит: «Хай, Сары, надевай свои чарыки и беги сюда, я тебя заждалась».
— До самого пупа Каракумов крик её долетел? Врёшь, поди!
— Ничего удивительного. Долетел же голос Мирали из Бухары до Герата?
— Так то — Мирали, а это — простая лепёшка!
— Не простая, а жирная, заметь!
— Выходит, ты на голос жирной кульче бежал?
— Выходит, что так, яшули. Бежал и обе свои чабанские палки подбрасывал, ни одну не уронил. Между прочим, по секрету скажу, тем весёлым чабаном, который вышел навстречу Солтану Хусейну, был я, — закончил Сары, и слушатели снова засмеялись.
Но смех смехом, а дело предстояло серьёзное, и разговор свернул в прежнее русло.
— Заливаетесь соловьями, а человеку горе, — осуждающе сказал давешний спорщик.
— Какому человеку?
— Хозяину земли, которую вы делите.
— А ты чего за него тужишься? Или вы с Суханом Скупым пупками связаны?
— Ничем я с ним не связан, для меня что он, что ты — одинаково.
— Почему же ты не переживал, когда я своей земли лишался?
— Я и твоей доле не радовался.
Кто-то полюбопытствовал, почему Аннагельды-уста, продавший свой надел Бекмурад-баю, не получил землю при вчерашнем дележе, а решил взять участок у Сухана Скупого. Старый мастер ответил, что да, правильно, Бекмураду продал, но Бекмурад с Суханом менялись покупными делянками, чтобы иметь землю в одном массиве, и его исконная землица оказалась во владениях Сухана Скупого. Только и всего. Мог бы, конечно, взять и другой участок, поближе к дому, но своя земля как-то дороже.
Подошёл пришибленный, понурый Сухан Скупой. Поверх халата он натянул чёрный чекмень — знак траура. Чекмень был весь в дырах, старый, как сама вечность, держался буквально на честном слове. Не лучше выглядел и халат, годный разве что на подстилку собаке, да и то совсем уж неприхотливой собаке. Появись в такой одежде Бекмурад-бай, все в один голос решили бы, что он тронулся умом. Но Сухан недаром ещё с ранней юности получил прозвище Скупого, люди привыкли, что он, обладающий несметным состоянием, одевается в отрепье, которые не рискнул бы надеть самый распоследний бедняк.
Ни с кем не поздоровавшись, не ответив на редкие приветствия, Сухан Скупой с трудом выдавил:
— Господи миров! Неужели эти люди заберут мои земли?..