— Завихряются «товарищи». Замечаете? Всё у них просто, всё за раз–два.
— Идемте в вагон, — сухо отозвался Крупенский.
Он не был согласен со своим попутчиком. Чутьем опытного полицейского, привыкшего профессионально, по едва ощутимым нюансам улавливать настроение толпы, он с ужасом понял, что это «раз–два» во многом, вероятно, опирается на самый искренний, самый восторженный и поэтому самый действенный порыв всего народа.
— Дай бог, чтобы я ошибся, — сказал он вслух и, натолкнувшись на изумленный взгляд Раабена, добавил: — Я подумал, что вы, мой друг, не запаслись «жратвой». Кажется, это теперь так именуется?
— Вы ошиблись, — торжествующе произнес Раабен и покачал перед носом Крупенского полотняным узелком. — Это мне презентовала любимая женщина, она знает, что я гурман. Так что предвкушайте. Правда, она всего лишь кассирша, но нам, изнеженным дворянам, нужно иногда переходить на здоровую пищу низов.
Вошли в купе. На верхних полках устраивались два командира Красной Армии. Они сухо сообщили, что направляются в Москву и дальше, в Харьков, на врангелевский фронт. По внешнему виду, манере разговаривать и держать себя от обоих за версту несло офицерами довоенного кадрового выпуска.
— А еще говорят, в одну телегу впрячь не можно, — заметил Крупенский.
— Это смотря кого, — поддержал Раабен, — и в какую телегу.
Младший командир со значком комроты на длинной кавалерийской шинели внимательно посмотрел на Крупенского.
— А вы какое оканчивали? Константиновское?
— Нет–нет, —улыбнулся Крупенский. — Я — художник, всего лишь художник, вполне частное лицо, обыватель, не более того. Вот мой товарищ… Представьтесь, мой друг. Вы ведь бывший офицер.
Это было настолько неожиданно, что Раабен ошалел и заморгал и сипло, не своим голосом промямлил:
— Э–э–э… шутить изволите? Мы… э–э–э из простых.
— У моего товарища всегда была склонность к лицедейству, — упрямо улыбнулся Крупенский. — Ротмистр вы, — повернулся он к Раабену, — лейб–гвардии кирасирского ее величества полка, не правда ли?
Наверно, это было озорство, рискованное и дурацкое. Но как и всегда в подобных случаях, а они бывали в его полицейском прошлом, и бывали не раз, он захотел проверить и себя, и своего подчиненного и сыграл для этой проверки почти ва–банк. Оба краскома смотрели недоверчиво, словно сами боялись напороться на провокацию или на что–нибудь похуже.
— Господа, господа, — продолжал Крупенский, — мы с вами можем находиться по разную сторону баррикад, но это по случаю. Не так ли? А по рождению, воспитанию, убеждениям — мы вместе, мы всегда вместе. Я уверен. Мы ведь русские дворяне.