— Художник? — обрадованно воскликнула девушка. — А портреты он рисует?
— Ашраф! — крикнула Геярчин. — Можно тебе заказать портрет?
Ашраф в ответ пробормотал что-то невнятное. Ильхам, ухмыляясь, сказал:
— Не трогайте его, девчата, он болен, у него жар.
Ашраф под столом наступил ему на ногу. А девушки забеспокоились:
— Ты заболел, Ашраф?
— Врёт он всё! — заливаясь краской, буркнул Ашраф.
— Так ты нарисуешь портрет девушки из «Жане турмыса»? — допытывалась Геярчин. Она повернулась к своей новой подруге:
— Ты ещё не сказала, как тебя зовут?
— Тогжан.
— Тогжан?.. Красивое имя. Я где-то его встречала… По-моему, в «Абае» Ауэзова одну из героинь тоже зовут Тогжан. Правда? Я читала этот роман в прошлом году.
— А я так и не успела прочесть, — посетовала Тося. — А надо: ведь это о Казахстане. Геярчин, ни у кого из наших нет этой книги?
Масагпай случайно услышал эти слова и обратился к Тогжан:
— Ты слышишь, доченька, о чём просит гостья?.. У тебя есть книга нашего Мухтара. Дай почитать её девушке.
Когда Тогжан вышла в соседнюю комнату, Масагпай сказал:
— У Тогжан очень много книг. Все свои деньги она тратит на книги. Но она никому не даёт их читать. Отдать книгу в чужие руки — это для неё хуже смерти. Вы поскорей верните ей «Абая», а то она изведётся…
Как только за столом заговорили о Тогжан, Тарас насторожился. Уж не та ли это Тогжан, о которой рассказывал ему молодой охотник? Когда девушка вернулась, Тарас внимательно, с непонятной для себя пристальностью оглядел её и, грустно усмехнувшись, подумал: «Красивая дивчина. Такая кого хочешь присушит… Натерпится ещё Алимджан!..»
В руках у Тогжан была толстая книга в светло-коричневом переплёте. Подавив невольный вздох, она протянула книгу Тосе:
— Прочтёшь сама, дай другим прочитать. Это очень хорошая книга.
А девушки подавали на стол всё новые блюда; гости были уже сыты, но понимали, что, отказавшись от угощения, они обидят хлебосольных хозяев, к тому же им совсем не хотелось вставать из-за стола. В комнате становилось всё шумней, за столом не смолкали дружеские шутки. Масагпай всё поддразнивал уста Мейрама, уплетавшего за обе щеки жирные куски баранины:
— Признавайся-ка, старый, кто лучше готовит, твоя Шекер-апа или мои внучки?
— Погоди, аксакал, дай распробовать, — лукаво щурясь, отвечал уста Мейрам.
Хозяева всё делали, чтобы доставить гостям удовольствие. Когда стук ложек и вилок начал стихать, Масагпай предложил:
— Не послушать ли нам, дорогие, моего внука? Алимджан у нас отменный певец. Спой для гостей, внучек!
Алимджан не стал упрямиться: он уважал законы гостеприимства. Он принёс домру и под её тихий, печальный рокот запел ту песню, которую Тарас слышал на берегу озера. Порой Алимджан бросал тайный, страдающий взгляд на девушку с тонкими, как тетива, бровями, и тогда голос его звучал глубоким, протяжным стоном. Тогжан сидела, опустив голову. Улучив минуту, она поднялась и незаметно выскользнула из комнаты.