— Кто это был? — спросил я, не успев даже толком рассмотреть налетчиков.
— Почему был… Они и сейчас здесь, — ответил Хавр, меняя обойму.
И действительно, не требовалось сверхзоркого зрения, чтобы убедиться — мы со всех сторон окружены врагом, уже расставлявшим впереди своих рядов огромные щиты из веток, предназначенные для отражения шариков с травилом. С первого же взгляда стало ясно, что нам противостоит не регулярное войско и даже не племенная рать, а сборище разношерстного люда, объединяющим началом для которого могли быть только жажда наживы да страсть к насилию. Будь я здесь один, не задумываясь бросился бы на прорыв, но куда, спрашивается, убежишь с Ирлеф, о беге вообще никакого представления не имеющей, или даже с тем же Хавром, чье ничем не защищенное тело пронзит самое первое копье? Оставалось надеяться на сверхъестественное или на то, что Хавр распугает лиходеев очередным Сокрушением, или я, прихватив своих спутников, вновь проскользну сквозь время.
Но Блюститель Заоколья, оказывается, неплохо знал нравы подобной публики.
— Эй, вы там! — изо всей мочи закричал он. — Что вам нужно? У нас ничего нет, кроме рваной одежды и пустых мешков. А за наши жизни придется заплатить вдесятеро. Устраивает цена?
Никакого ответа на это заявление не последовало, и Хавру пришлось вновь повторить его в более дерзкой форме. Ряды наших противников разомкнулись, и вперед выступил некто, прикрываемый сразу двумя щитами (хотя разделявшее нас расстояние намного превышало дальность эффективной стрельбы). С нами вступали в переговоры — несомненно, это был хороший признак.
— Не тебе, голодранец, назначать цену за ваши жалкие жизни. Это Окаянный Край, и кто бы нам здесь ни встретился, зверь или человек, он обречен на смерть.
— Мы не звери и не человеки. Мы вам не по зубам. Зачем двум волкам рвать друг дружке шкуру? Не проще ли поискать в поле зайцев?
— Не звери и не человеки… — стоявший за щитами был явно заинтригован. — Кто же вы тогда?
— Мы исчадья Изнанки, могучие и неуязвимые перевертни, — Хавр продолжал вдохновенно врать.
— Подумаешь, испугал! Что мы, перевертней не видели. Нож входит в них точно так же, как и в исконников.
— Не знаю, о каких перевертнях ты говоришь. Ты, верно, путаешь их с овечками из своего стада. Пусть кто-нибудь из вас выйдет на поединок. С любым оружием. Против него будет драться безоружный перевертень. — Хавр скосил глаза в мою сторону и тихо спросил: — Сможешь?
Я только пожал плечами. Смогу, конечно, если для дела надо.
В рядах наших противников между тем шли какие-то ожесточенные споры, не обошедшиеся без зуботычин и членовредительства. Дисциплина и единоначалие были для этой буйной вольницы этапом или уже пройденным, или недостижимым в принципе. Наконец за щиты вытолкнули какого-то крепыша, по внешности — чистого троглодита. За поясом у него был длинный нож, а в руках он сжимал топор. Я мог бы закончить наш поединок в один миг, но публика жаждала аттракционов, и я продемонстрировал ей пару номеров — сначала подставил под удар топора плечо, а потом напоролся грудью на нож, сломав его при этом. Троглодита я просто поднял на вытянутых руках вверх и зашвырнул в толпу сообщников.