Разговор, как мне показалось, взбудоражил Зенова. Он встал, подошел к окну.
— И никогда уж они не снизойдут — в делах — до соседства с Кузнечиком. В смысле Шакал или Тюля. Кузнечик — мелкота.
— Почему же сейчас снизошли?
— А сейчас что? Развлечение. Кузнечик веселый парень, в компании незаменим. Ля-ля и так далее. Сейчас они еще заплатят ему, чтобы он с ними поехал.
— Вы их хорошо знаете?
— Еще бы мне не знать. Из-за этого… дерьма, — я почувствовал, голос Зенова стал хриплым, злым. Потом в нем проскользнула какая-то боль, искренняя печаль. — Вы не знаете, какое это… болото. Даже… даже не в их законах. Законы — бог с ними. На то они и… Воровские, конечно, но это… так уж. А в самом смысле… в духе. Пустота. Такая пустота. Вы видите меня? Кто я теперь? А ведь я был. Теперь меня нет. Вот что со мной стало. Я сейчас обломок. И знаете почему?
Интонация его голоса вынудила меня спросить:
— Почему?
Зенов подошел к креслу. Сел.
— А по очень простой причине. Я боюсь.
— Чего же вы боитесь? Конкретно?
— Смерти боюсь. Секим башка. Чик-чик.
Его кривляние вдруг ушло, он стал каким-то обычным, совсем обмякшим.
— Причем резать-то меня никому не за что. А еще. — Он щелкнул пальцами, сопровождая этим жестом движение руки в сторону полок. — Ну, боюсь вот это потерять. Эти вещи мне дороги. В них тоже вложено немало. Я не рвач. Сами знаете, фарц я давно бросил. Но вещи люблю. Есть люди, равнодушные к вещам. А для меня эти вещи, эти книги дороги. За ними многое стоит. Но почему я боюсь их потерять? Почему этот страх? — Он снова встал и подошел к полкам. — Вы… хотели меня о чем-то спросить?
— Да. Вы знали такого — Горбачева?
— Горбачева… — Зенов нахмурился. Но испуга в этом его движении я не заметил. — Горбачева. А в чем дело?
— Григорий Алексеевич, я ведь вас не об этом спрашиваю. Так знали или нет?
Я мельком взглянул на Анта и понял, что Пааво сейчас спокойно, со всеми удобствами “ловит рыбку”, то есть фиксирует малейшие, заметные и почти незаметные изменения в позе, жестах, мимике и словах Зенова. Вот почему хорошо работать вдвоем. Молодец Ант. Я сейчас могу вести разговор раскованно, свободно, с легкой душой.
— Ну мало ли людей есть знакомых. Всех не упомнишь.
— Григорий Алексеевич… Ай-яй-яй.
— Ну хорошо, знаю такого. — Зенов отошел от полки. — Знаю. Это… мелкий спекулянт. Человек, о которого и мараться-то не стоит.
— И тем не менее вы марались.
— Ничего я не марался, было пару раз — книжки какие-то он мне доставал, и все.
Мне вдруг показалось — Зенов говорит правду. И все-таки я должен сейчас выспросить у него все о Горбачеве. Все, что он знает.