Таможенный досмотр (Ромов) - страница 37

Тюля в раздумье. Он действительно растерян. О Зенове говорить он все-таки не хочет. Что ж, все это работает сейчас против него. Нужно менять роль. Менять роль… Жестко давить на него. Как можно жестче.

— Товарищ Губченко. Вполне официально прошу вас вспомнить, не знаете ли вы еще что-нибудь о крупных вещах?

Тюля никак не решается. Да, теперь я улавливаю только одно в его молчании. Он боится. Панически боится. Собственно, на колье ему наплевать. Он просто боится.

— Значит, вы ни о чем, кроме уже перечисленных короны Фаберже и так называемых орденов, не слышали?

Сейчас Тюля просто вызывает жалость. Он не хочет говорить.

— Губченко. Скажите честно, вы хотите, чтобы вам сейчас вернули паспорт и билет? Хотите спокойно улететь в Москву?

Тюля молчит. Этот “детский” вопрос для него унизителен.

— Так хотите или нет? Если вы мне сейчас не ответите, предупреждаю — потянете за собой хвост. За четко заведомую дачу ложных показаний. Только не вздумайте опять подсовывать липу. Скажем, что-нибудь вроде нумизматической коллекции Коробова. — В другое время эта фраза вызвала бы у меня улыбку, но сейчас я был серьезен. Кажется, Тюля готов. Ну что, пора бить. — Поймите — мы знаем о петровском колье. Да, да, о колье Шарлотты. У нас есть несколько вариантов и кандидатур. Нам нужно только одно — услышать, на кого в свое время выходили вы. Кроме Зенова.

Подействовало. Прилично подействовало.

— Именно Зенова. Предупреждаю — может быть, и мы знаем об этом человеке.

Как не хочется ему говорить. Как не хочется.

— Ну… — Тюля выдавил это через силу. — Был такой. Веня Голуб.

— Как? Голуб?

— Да, Веня Голуб. Вениамин Голуб. Если по кличке — Герасим.

Голуб. Голуб. Кличка — Герасим. Я ничего о таком не знаю. Абсолютно ничего. Эдик, кажется, тоже не упоминал ни такого имени, ни клички.

— Откуда он?

— Из Москвы.

— Адрес его знаете?

— Нет, адреса не знаю. Знаю, что работает в институте Гипрогор. Еще — домашний телефон.

— Какой?

— Двести четырнадцать — пять четыре — одиннадцать.

Двести четырнадцать — пять четыре — одиннадцать. Черт. 214–54–11. Стоп. Да ведь это же телефон из записной книжки Горбачева! Вениамин Михайлович. Вот так номер. Значит, “Вениамин Михайлович” — это Голуб. Проверим еще раз.

— Как его отчество? Этого Голуба?

— Вы знаете — отчество не помню. Кажется, не то Михайлович, не то Николаевич.

— А… сколько ему лет? Хотя бы примерно?

— Примерно мой ровесник.

Все правильно. Для Горбачева этот Голуб должен быть, конечно же, Вениамином Михайловичем. А для Тюли просто Веней.

— Вы знаете, где он сейчас?

— Ничего не слышал о нем еще с воли. Одно только и знаю, что раньше колье было у него.