— Ну? — попробовал грозно рыкнуть Ярицслэйв. Это ему удалось, правда, только наполовину: от звука его строгого голоса кто-то из сотрапезников опрокинул на себя кубок с бражкой. Раздались жиденькие смешки, поэтому должного эффекта не получилось.
— Какой тебе прок, князь, вмешиваться в мою жизнь? — без всяких лишних слов перешел к делу Садко.
— Что? — нахмурился Ярицслэйв. — Делаю, что пожелаю!
— Нет, я имел в виду другое, — музыкант постарался смягчить нарастающий гнев слэйвина. — Разве будет тебе какая выгода с этого?
Князь готов был прокричать что-то злобное, но передумал, уловив, видать, какой-то смысл в прозвучавшем вопросе.
— Что ты можешь предложить? — поинтересовался он.
— Заклад, — ответил Садко, и все присутствующие за столом впервые с интересом посмотрели на лива.
— А что у тебя есть? — спросил, уже с некоторым интересом, Ярицслэйв.
— Жизнь, — пожал плечами музыкант. — Как говорится, «ударим-ка о велик заклад: заложу свою буйну голову»[98].
Гости князя рассмеялись, будто это была самая забавная шутка сегодняшнего вечера. Только сам он не усмехнулся.
— Идет, — сказал Ярицслэйв, и сотрапезники за столом мгновенно притихли. — Что с меня? И на что будем спор держать?
— На рыбу, — ответил Садко. — Ты заказываешь — я ловлю.
Люди за столом сразу же живо начали обсуждать, какую бы диковинную добычу им испросить. Шумели, перебивали друг друга, предлагая, каждый свой вариант. Кто-то выкрикнул: «Рыбу золото-перо», за это название ухватился еще кто-то, потом еще. Наконец, сам князь произнес, принимая решение:
— Ты ловишь Рыбу Золото-перо.
— Изволь, — согласился лив. Он предполагал, что Ярицслэйв выберет что-нибудь редкое, при этом, конечно, рассчитывая, что обойдется без капризов: поймай то, не знаю что. В противном случае пришлось бы доказывать, что у них спор, а не заведомое надувательство. Про Рыбу Золото-перо он слыхал, о ней, бывало, слэйвины распространялись. Круто у них считалось, понтово. — Только что взамен?
— А мою лавку с товаром не хочешь? — встрял в разговор самый пьяный, потому — самый отважный.
— И мою! — встал со своего места и набычился другой.
— И мою! — хлопнул кулаком по столу третий.
Остальные, вероятно не столь залитые алкоголем, воздержались.
— Ну, что? — довольно ухмыльнулся Ярицслэйв. — Три Рыбы Золото-перо против трех лавок с товаром? А не словишь — голова с плеч, будто ее и не было.
И радостно засмеялся противным лающим смехом. Все за столом подхватили.
Что же, больше разговаривать было не о чем, пора вязать «шелковый невод», или satka[99], как его еще называли ливонцы. Садко повернулся на выход, но тут в спину ему донеслись слова: