.
Это сколько труда нужно было вложить, чтобы учинить такие разрушения, недоумевали меря. Слэйвинов отлавливали долго, но методично. Некоторые успели к моменту поимки князьями заделаться, другие — семьями обрасти, но это ничего не изменило.
Зачем-то правитель мери вознамерился призвать к ответу подлых воров и осквернителей на прибранном, но не восстановленном месте святыни. Задумал он, может быть, и разумно, но не учел одного: слэйвины обладали всеми качествами, присущими прочим людям. А именно, пусть подлость у них в роду сверх меры, но трусами они не были. Храбростью перед лицом опасности не отличались, но отваги и мужества им было не занимать.
Слэйвины восстали. Их, причастных к учиненному непотребству оказалось изрядное количество, нашлись и лидеры — те, что князьями оборотились — времени организоваться им хватило.
Бились жестоко. И если изначально перевес был у слэйвинов, использовавших самый верный военный тактический ход — внезапность, то затем меря, понесшая ощутимые потери, пришла в ярость. Пролитая кровь всегда служит пробуждению самых низменных инстинктов, человек теряет над собой контроль, да и человеческого в нем остается немного.
Всех слэйвинов буквально растерзали на части, пролитая кровь глубоко впиталась в землю, из святилища это место превратилось в жертвенник. Но кому?
Однако меря не угомонилась, созданные отряды бросились в рейды по окрестностям с целью уничтожения любого слэйвина, оказавшегося на пути. Многие из этих походов оказались вполне «успешными». Тем горше стало, когда пришло, наконец, пресыщение убийствами, когда обагренные кровью руки сделалось невозможно отмыть, когда местность, столь привычная глазу, наводила на воспоминание о людских страданиях, учиненных здесь.
Меря ушла. Сделанные ими корабли взяли курс на закат, и растворились в морских просторах, будто никогда их и не было. Осталась могила легендарного Хольдера, которая постепенно заросла травой, звери проложили по ней свои тропы, а люди сторонились, словно чувствуя ужас, впитанный в каждый камешек, в каждый побег, проросший на обильно политой кровью земле.
Хольдер, улыбаясь, развел ладони: вуаля, брателло.
— Говорят, пока живо твое имя — жив ты сам, — сказал он. — Ботва все это. Неправда. Меня нечасто поминают, в основном, почему-то недобрым словом. Но я не ропщу. Я прожил достойно и умер, как человек. Народ свой я тоже не виню, искупит он свою вину. А тебе ему надо в этом помочь.
— Стесняюсь спросить, каким это образом? — поинтересовался Стефан.
— А ты пойдешь к нему и возвестишь от моего имени: шабаш, братцы и сестры. Путь наш окончен. Пора уходить к чуди в Китеж. Ибо только там теперь наше место. Мы уже не от мира сего.