На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор (Котенко) - страница 27

* * *

Вокзал встретил нас обычной суетой. Носились люди с сумками, чемоданами, даже с обычными мешками. Среди толпы выделялись те, кого там, дома, называли раньше "челноками". Здесь тоже существовал этот "народный бизнес". Этот мир вообще мало чем отличался от моего, родного. Только тем, что здесь у людей были непонятного мне назначения медальоны нарисованный рукой человека, причем очень искусной рукой, портретики. Они носили их на шее. И, кажется, этот портретик, который они называли "душой", был жизненно важен. Я оставил "своих", как уже привык называть Федора и Оксану, в зале ожидания, а сам отправился в обход по вокзалу. Ничего необычного. За последние дни у меня выработалась привычка присматриваться к людям. К выражению на их лицах. И каждое безразличное лицо вызывало у меня подозрения, заставляло сжиматься в пружину и высматривать кратчайший путь к двери. Сердце екало с частотой в полторы минуты - повсюду торачала охрана, красноречиво выпятив пистолет из-под пиджака. Нет, ОНИ бы не стали так светиться... Хотя, еще неизвестно, что можно назвать лучшей конспирацией. ...В пивной у окна сидел турист. Почему эта мысль первой пришла в голову? Да потому что обычно люди так не выглядят. Этот был еще и иностранцем - зелено-коричневые шорты, белая футболка с какой-то эмблемкой навыпуск, ботинки и белые носки. Рядом стояла дорожная сумка. Не из дешевых. Он обеспокоенно смотрел по сторонам, теребил что-то висящее на шее. Я пригляделся. И обмер. Здесь я не видел еще ни одного человека, у которого бы не было души. Даже у меня и у Федора болтались на цепочке взятые в бронзовые рамочки фотографии. А у этого не было ничего, а теребил он какой-то покупной сувенир. Я так и стоял столбом, смотрел на него в упор. Турист почувствовал взгляд. А когда взглянул на меня, мне стало плохо. Его серые глаза очутились как-то... близко, совсем рядом с лицом. В голову крались чужие слова: "ТЫ МНЕ НУЖЕН, ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ". Мы вышли из пивной. Я видел впереди его белую спину спину с сине-зеленой надписью "PEACE", но в поле умственного зрения сияли стальные глаза... Очнулся я на помойке. Рядом с дохлой собакой. Мухи, видимо, посчитали и меня скоропостижно скончавшимся и роились надо мной во множестве. Внутри забилось острое отвращение. Снова вырвало. Руки и ноги слушались с трудом. Я кое-как пощупал мышцы - дряблые, немощные какие-то. Первой мыслью было: вкололи! Мне что-то вкололи, подавляющее нервную деятельность. Транквиллизатор, например. И я не знал, как должен себя чувствовать после этого. Отполз подальше от куч гниющего мусора. Свалка была огорожена проволочным забором и находилась, судя по всему, далеко за городом. А Федор? А Оксана? Они ведь остались там, что с ними?! Застонав от бессилия, я упал на теплый асфальт. Одышка рвала грудь. Сердце билось скачкообразно: то замирало, то принималось бешено колотиться, и в такие моменты мне казалось, что я умираю. Провалялся там до самого вечера. Когда стало немного прохладнее, я смог подняться на ноги. Сильно качало, но стоять можно. Наверное, организм восстанавливается после действия... А, может, и не кололи мне ничего? Во всяком случае, следов от уколов я на себе не нашел. Как же тогда можно довести человека до такого состояния? Впрочем, реакции мои были сильно заторможены. Когда подкатила машина и двое молодцов закинули меня внутрь, я даже не успел понять, что происходит. Уже с заднего сидения увидел, как проносятся мимо столбы, опутанные проволокой. - Ну, как самочувствие? Это, по-моему, был микроавтобус. Двое, что подобрали меня, сидели впереди, но за водителем. А рядом со мной... Савва! То же улыбчивое лицо. Это, без сомнения, он. - Плохо, значит, бил, - хриплым голосом продолжил я свои рассуждения. Савва поморщился. - Бил хорошо, чуть было гнить не начал. Только вот душа-то, душа целой осталась. Ну какой же я идиот! Да, нет смысла... Можно хоть порезать человека на куски, но пока этот дурацкий портретик цел - он будет жить. Может быть, мучиться, но жить. Интересно, мучился ли Савва? - Хочешь посмотреть? - он задрал рубашку, чтобы я смог увидеть неаккуратные шрамы. Хорошо поработал, ничего не скажешь. - Расквитаться... желаешь? - мне было трудно говорить, влажный ком где-то в груди не давал словам выходит свободно и превращал их в хрип и клокотание. - Хочу, конечно. Я бы мог бросить тебя там догнивать. У тебя-то души нет, насколько я знаю. Савва пальцем потянул за цепочку и с плохо скрываемым презрением посмотрел на то, что заменяло мне эту чертову душу. - И это было бы моим возмездием, - продолжил он. - Как, сможешь сейчас попрыгать? Но я ограничусь лишь этим... Он с размаху впечатал кулак мне в лицо - я лишь бессильно дернулся; потом в грудь, в живот, опять в грудь. Дыхание перебило, влажный ком стал стремительно разрастаться, заполняя собой и машину, и вообще весь мир. Сквозь пульсирующий гул в ушах я услышал чей-то голос: "Эй, хватит, убьешь!" Мне сунули в рот трубку, из нее потекла свежесть. Кислородная маска. Как гуманно, черт подери! Савва потрусил кистью, потом достал из кармана платок, вытер кулак. Бешенство в его глазах постепенно угасало, как угасала в моих жизнь. - Ладно. Сейчас откачаем его, тогда и поговорим, - сказал он в сторону и уставился в окно. Меня вытащили из машины. Коридор... Я помню коридор, белые лампы на потолке. Вокруг - люди в белых халатах. Врачи, значит. Меня опутали трубками, проводами, принялись совать в вены иглы. Всего этого я практически не чувствовал, но постепенно рассасывался ужасный ком в груди. Правда, слабость не проходила. А потом пришел человек, склонился надо мной, посмотрел в глаза. Ощупал мое лицо. Он что-то говорил, но слова пролетали мимо ушей, лишь речь мягко окутывала тело. И я уснул.