Насколько проще, оказывается, было свыкнуться с мыслью о собственном безумии, о раздвоении собственной личности, – как бы трепетно ты к ней ни относился, – чем принять тот факт, что это болезненное раздвоение постигло не тебя, а весь остальной мир… Тот мир, который казался абсолютно незыблемым, реальность которого никогда не вызывала сомнений – вот в чем дело-то… Меня так и подмывало наплевать на здравый смысл и вернуться к утешительной идее собственного сумасшествия – холить ее и лелеять… Тем более что, кроме меня, никто вроде бы ничего и не замечал… Правда, те, кто непосредственно имели со мной дело, сталкивались с некоторыми странными обстоятельствами, которые трудно было объяснить с точки зрения здравого смысла, но никто этим вроде бы не заморачивался: мало что ли странностей случается в нашей жизни. Уж какое количество самых загадочных историй выплескивает в мир желтая пресса, однако кто обращает на это внимание? Чудеса нынче не в чести. Если уж у самого Господа Бога на Земле имеются проблемы с достоверностью имиджа, что говорить о моей скромной персоне? Кому я интересен со своими тараканами? По сути, я оказался совершенно одинок в своем «знании». И это, опять же, здорово смахивало на безумие. Но могло ли мое безумие принять такую вычурную форму, что я чуть не вывихнул себе мозги, пытаясь понять, что происходит, уже изнутри этой самой «формы». Сумасшествие внутри сумасшествия… Не слишком ли мудрено для психа? При всем моем психиатрическом невежестве, я очень сомневался, что какая-нибудь психическая болезнь способна на подобный выверт…
Оставалось одно: смириться с реальностью. А точнее, с двумя. Не так уж и много, в конце концов – можно потерпеть…
Кажется, помимо меня, по крайней мере, еще один человек находился в сходных обстоятельствах. Этим человеком был Кегля. Каким-то образом параллельные реальности пересеклись именно на нас. Может быть, он пока не понял, что к чему, но скоро поймет – не идиот же он, в конце концов. Просто ему не приходилось мотаться между этими реальностями так часто, как мне. Он лишь переехал в «другую вселенную» и по-тихому завязал там с наркотиками – видно, почуял неладное и испугался… Только пока не осознал, что именно его напугало, – решил, все дело в наркотиках. Людям не меньше, чем лошадям, свойственна потребность в шорах… Впрочем, ему это только на пользу: он-то с наркоты слез, а вот «дублеру» его не повезло. Да и моему тоже…
С удвоением реальностей вдвое возросло и количество моих проблем – это я уже вполне на своей шкуре ощутил. Очень мне не нравилось и то, что от этой истории буквально разило мистикой. Я негативно относился ко всякого рода мистике в принципе – по складу ума. Однако трудно было отрицать влияние таинственного шумерского медальона (или медальонов) на мою «историю болезни». Складывалось впечатление, что именно медальон был каким-то «ключом», отпирающим двери в иную реальность. И мой двойник, и двойник Кегли – оба носили эти странные украшения, с виду – точные копии того, что достался Насиму от старика эфиопа. Видимо, поэтому мы с Кеглей и были втянуты в «миграционный» процесс между двумя мирами и оказались в ситуации, из которой вообще можно было хоть что-то наблюдать. Мистика это или нет – но не принимать в расчет столь очевидную связь было бы просто глупо.