Внутренний жар пожирал тело женщины, словно пиццу в камере микроволновой печи. Пылали легкие, пылали кишки, пылал мозг. Мысли, едва возникнув, мгновенно испарялись, как слюна на раскаленном асфальте. У нее даже не получалось сыграть в обычную игру «плохой — хороший». Образ того, которого она считала раньше безусловно плохим, заслонил весь мир. Он завладел подземным лабиринтом, где закончится ее земная жизнь; он сумел превратить в куклу ее мужа, и он спрятал ее ребенка так хорошо, что она долго не могла его найти…
Только бы добраться до ледяной башни и остудить горящую голову! Тогда она сможет связать воедино простейшие вещи…
Она проковыляла мимо темной комнаты, в которой мягко мерцал экран телевизора. То был невыразимо приятный, таинственный свет. Безопасное сияние, сулящее покой… И ОН сидел в той комнате, уставившись на своего электронного оракула и держа в руке фотографию, на которой ее отец был снят рядом с черной машиной…
Шестнадцать часов неподвижности. Шестнадцать часов абсолютного покоя. Лизавета была не в состоянии понять это и не могла определить, на что именно направлен взгляд дьякона. Паук уже начал оплетать ресницы его немигающих век…
Неожиданно белая башня оказалась совсем рядом.
С огромным трудом Лизавета дотянулась до ручки. Ногти противно скрипели, когда она скребла ими по металлу, а пальцы не сгибались. Несмотря на это, она все же сумела приоткрыть дверцу холодильника. Щелкнул замок, потом раздался тихий чавкающий звук.
Стало заметно светлее. На Лизавету дохнуло долгожданным холодом. Правда, было еще кое-что — какой-то запах, но она уже не воспринимала подобные мелочи. Она заглянула в сияющую, покрытую инеем комнату…
Призрачная эмоция, бледная тень радостной мысли промелькнула в ее мозгу. Она нашла его!
Ее сын лежал в позе зародыша. Он занимал весь свободный объем прозрачного цилиндра, установленного внутри холодильника. У него было очень белое лицо, смерзшиеся волосы и открытые глаза. Они казались стеклянными из-за того, что их покрывала тонкая корочка льда. Мальчик улыбался. Язык, видневшийся в щели между губами, был похож на замороженную куриную печень. Затвердевшая кожа натянулась, как мембрана басового барабана.
Когда она попыталась достать сына из холодильника, чтобы согреть его, то обнаружила, что это не в ее силах. Разбить стекло или передвинуть цилиндр она не смогла. К нему были подведены какие-то шланги и жгуты проводов. Внутри медленно циркулировала жидкость. Маленький человек в позе зародыша оставался неподвижным и не дышал…
Тем не менее неистребимое материнское чутье подсказало Лизавете, что ее мальчик жив. Эта матрица была погружена в анабиоз. В отличие от матери час сына настанет нескоро. Для чего дьякон приберегал его? Она была не в состоянии задавать себе даже более простые вопросы.