— Стоять на корме. Когда я крикну «Прыгай!», прыгай за борт.
Остальные две женщины охвачены паникой. Они вцепились друг в друга, рыдают, размазывая слезы и сопли. Мужчины, как и подобает мужчинам, переживают происходящее стоически. Даже слишком спокойно. И в это мгновение я понимаю, что то, что говорил швейцарец, правда. Того мира, который мы знали раньше, больше нет. Мы лишились всего: семей, друзей, врагов. Что нам остается, если больше нет тех, кого можно любить или ненавидеть?
Берег железобетонным тигром мчится, чтобы вгрызться нам в глотки. Нет времени восхититься его красотой, нет времени помолиться. Почти нет времени, чтобы спастись.
— Прыгай! — ору я Лизе и отрываю ее пальцы от планширя.
Я держу ее за запястья, и мы летим вниз.
Море заставляет нас самих стремиться к себе. Оно не вспучивается нам навстречу, а ждет, когда мы обрушимся на его поверхность и провалимся в глубину. Покой длится одно мгновение. Потом вода сотрясает мое тело так, что из него едва не вылетают кости.
Тогда
Мы с Дженни пьем кофе на привычном нашем углу, когда она вдруг огорошивает меня:
— Я кое с кем встречаюсь.
— Ты изменяешь Марку?
Она хмурится.
— Боже мой, конечно нет. Я имею в виду психотерапевта.
Она делает микроскопический глоток кофе. Сегодня мы обе дрожим.
— Все это слишком тяжело, я не справляюсь. Я постоянно говорю себе, что выдержу, но понимаю, что занимаюсь враньем, и с каждым днем это становится все очевиднее. Ты молодец, и папа с мамой меня поддерживают, но мне нужна помощь от кого-нибудь со стороны.
— Я понимаю тебя.
— Правда?
Я киваю, отхлебываю кофе. Пытаюсь вобрать в себя его тепло. Я не думаю о Нике. Я опять сегодня искала его имя и не нашла. Это все, что мне нужно.
— Я рада. Мне нужно было кому-то рассказать об этом. Это смешно, не так ли? Я не могу рассказать маме и папе, потому что они…
— Ты можешь говорить с нами о чем угодно, — произносим мы одновременно и смеемся.
— Именно, — бормочет она.
— Я тоже посещала психотерапевта некоторое время, — выбалтываю я.
— И он тебе помог?
— Он, может, с этим и не согласился бы, но да, помог. Это его имя я смотрю каждый день в списках.
— Потому что ты в него влюблена?
— Нет. Потому что могла бы влюбиться.
— Это одно и то же, — заявляет сестра. — Просто ты этого еще не знаешь.
Сейчас
Если я устремлю взгляд в небо, то можно притвориться, что я на пляже и что мама с моей сестрой барахтаются на мелководье. А потом, когда я устану плавать, мне купят мороженое. В этих фантазиях меня не окружают обломки дерева и металла. «Элпис» не пылает, над его горящим топливом не поднимается столб густого удушливого дыма. Его передняя часть не смята в гармошку о бетонную пристань Пирея, а задняя не погружается под воду. Словно ведомый ложным инстинктом кит, который встретил свою смерть, выбросившись на берег.