Еще один хриплый смешок.
— Моя сестра превратилась в Медузу, а я стала частью ландшафта.
— Но почему здесь? Почему не стоять поближе к укрытию?
— Мне нравится этот вид. Он помогает мне поверить, что я свободна.
Весь мир стал «комнатой страха». Женщины, состоящие из змей и кости, мужчины с хвостами, первобытные существа, питающиеся человеческим мясом. Оставшиеся в живых пытаются найти хоть какой-то островок безопасности в этом кипящем котле.
— Мне нужно идти дальше, — говорю я им. — Я должна найти Ника, если он еще жив.
— Он жив, — говорит каменная женщина.
— Откуда…
Ирина склоняет голову.
— У моей сестры дар провидицы. Она видит будущее. Она многое знает. Она — сивилла, оракул дельфийский. До нее в Дельфах не было оракула уже много столетий.
— Замолчи, сестра. Боги и так уже достаточно прогневались. Не давай им повода забрать у тебя еще больше.
— Что они могут еще забрать? — спрашивает Ирина.
— Ты все еще жива, разве нет?
— Это не жизнь, — выпаливает Ирина и сразу же низко опускает голову, раскаиваясь. — Извини, я не подумала.
Каменная женщина смотрит мне в глаза.
— Возьми ее с собой, я тебя прошу.
Ирина вскидывает голову.
— Нет!
— Иди с ней.
— Я должна остаться с тобой, сестра. Кто тебя будет кормить, кто подаст воду?
— Мое время выходит. Ты пойдешь с американкой, поможешь появиться ее ребенку в этом разрушенном мире. Может, из этого получится что-нибудь хорошее. У каждого должна быть цель жизни. Это будет твоя.
Пронзительный крик будит меня на третье утро. Держась за живот, я бегу туда, где стоит Ирина, на ее лице застыл ужас. Мой мозг сканирует действительность, словно детальные цветные фотоснимки. Голова каменной женщины свисает под неестественным углом, ее бесполезные конечности отрублены, на земле кровавыми буквами написано:
ОТБРОСЫ.
Мой мозг пробегает по обжигающим зрение картинкам с возрастающей скоростью.
— Нужно идти. Сейчас.
Ирина не спорит. С отстраненной методичностью она собирает вещи, аккуратно складывая их в большую сумку. Сумка сделана из хорошей кожи, такие, прослужив долгое время нескольким поколениям хозяев, становятся только лучше. Минут через десять мы уже идем, ведя в поводу Эсмеральду.
Смерти оставляют зияющие раны в моей душе.
— Не призрак.
— Нет.
— Кто тогда?
Я понимаю, чего она хочет. Ей нужны какие-то объяснения, придающие смысл смерти ее сестры. Но все, что есть в моем распоряжении, — это неправдоподобная история, больше похожая на вранье. Я последовательно рассказываю ей о событиях, и мой рассказ обнажает скрытое во мне сожаление: нужно было дважды, трижды убедиться, что швейцарец мертв.